Александр Тамоников - Секретный бункер

– Тебе легко говорить, – зарычал оперативник. – Сам нормально будешь спать, а мне как жить теперь с этим? У них же мамки есть…

– Как-то придется, Федор, – рассудительно изрек Ракитин. – Они не оставили тебе выбора. Оживить не получится, да и какой прок их оживлять, опять за оружие возьмутся. Это Гитлерюгенд, последняя надежда рейха, а теперь, когда надежда померла, будут гадить, учинять засады, убивать исподтишка… Их мозги так устроены, выдрессировали их, как собачек. Ребятня – народ доверчивый, лепи из них, что пожелаешь. Успокойся, Федор, ты все правильно сделал. Они по нам стреляют, а мы им пальчиком погрозим? Вспомни наших детей, их вообще массово убивали, причем намеренно…

– Вы не понимаете, товарищ майор, – изводил себя Шашкевич, – знал бы я, что это дети, по ногам бы саданул, чтобы не насмерть… Все понимаю, бить фашистов надо, под корень изводить заразу, но эта мелкотня-то при чем? – Оперативника, похоже, сильно пробрало, поразили мертвые детские глаза. В сущности, все правильно: дети – они и в Германии дети.

– Хватит самоедством заниматься, – процедил Ракитин. – Ранимый ты больно, жертва моральной травмы. Дальше не пойдешь? Навоевался?

– Да ладно, товарищ майор, что вы, в самом деле… – Шашкевич приподнялся, подтянул к себе вещмешок.

– Прямо пошли, – скомандовал Андрей. – Проскочим опасный участок, пока эта детсадовская команда в себя не пришла…

Группа углубилась в мертвое царство. Опасный участок преодолели бегом, потом растянулись. Шашкевич брел последним, ворчал под нос, потом шумно выдохнул, обогнал замешкавшегося Вобликова.

– Отпустило, – ухмыльнулся под нос Корзун. – Даже не знал, что наш Федор окажется таким чувствительным. Хотя, с другой стороны, дети, не воевали мы еще с ними…

Разрушенная Нойхарталлее вывела к площади. Центральную часть автомобильного кольца венчала конная статуя на постаменте. Сразу вспомнился нетленный персонаж из романа Майн Рида. Кто это был, не имело значения. Замшелый кайзер минувших эпох, прусский военачальник, мелкий царек одного из древнегерманских государств… «Всадник без головы» еще держался в седле, но круп кобылы отсутствовал вместе с частью постамента, и задняя лошадиная нога зависла в воздухе.

В районе памятника шевелились тени, плакал ребенок. Группа двинулась в обход площади и через несколько минут вышла к Кенигштрассе, застроенной добротными пятиэтажными домами. Красная армия сюда еще не добралась. Немецкие войска (по крайней мере, в организованном виде) тоже отсутствовали. Дома через один были разрушены. В ночном воздухе шевелились фигуры, лазили по развалинам. Глухо рыдала женщина, монотонно повторяла: «Гертруда, Гертруда…»

В развалинах что-то рухнуло, покатились кирпичи. Женщина испуганно вскрикнула. Несколько человек полезли выяснять, что случилось.

Мирных жителей становилось все больше, особенно в районе уцелевших зданий. Они собирались в группы, сидели кучками вдоль фундаментов, укрываясь какими-то тряпками и одеялами, большей частью молчали.

В фасаде жилого дома зиял огромный пролом, напоминающий арку. Провисли перекрытия между этажами. Выделялись потерявшие опоры лестничные пролеты. Внутри, на груде мусора, тоже кто-то ковырялся, судя по репликам, люди пытались пробиться в свою квартиру, где осталась пожилая женщина.

Обломки строительных конструкций завалили проезжую часть. Взрывом вывернуло рельсы. Посреди дороги лежал перевернутый трамвай – осколками искорежило весь его бок.

– Вот улица и стала пешеходной… – неловко пошутил Корзун.

Немощный старик с палочкой провожал контрразведчиков долгим взглядом – смотрел исподлобья, слезились глаза, обведенные сетью морщин.

– Пилотки снимите, – бросил Ракитин. – Мы, конечно, победители, но не до такой же степени, чтобы шокировать добропорядочное население.

Но люди продолжали на них смотреть – поворачивали головы, хмуро провожали незнакомцев глазами.

У входа в бомбоубежище толпились женщины. Второй этаж здания прошил снаряд, падающие конструкции пробили перекрытия, часть бомбоубежища завалило.

Горожане разбирали завалы. Взволнованно бубнила женщина, она слышала крики из подземелья: там остались живые! Среди гражданских работали несколько человек в форме – солдаты или полицейские. Хрипло смеялась сумасшедшая – она бросалась к людям с растрепанными волосами, ее не пускал мужчина, оттаскивал назад.

На перекрестке сломался грузовой «Опель Блиц» с красным крестом на борту. Машина починке не подлежала. Из распахнутого капота струился дым. Санитарки в белых фартуках и медицинских шапочках спускали раненых на землю, волокли к ближайшему подъезду. Забинтованные люди еле шевелились. Кто-то ковылял самостоятельно, других поддерживали. Военнослужащий с перевязанной головой в окровавленном френче сделал несколько шагов и опустился на колени. К нему подбежала санитарка, схватила под локоть. Но силы оставили человека. Он весил вдвое больше, чем она, – завалился на мостовую с подломленными ногами. Остальные ничего не замечали, передвигались на автомате.