Александр Тамоников - Красные туманы Полесья

— Тогда не говорите об этом.

— А вы что, были?

— Представьте себе, был, причем не раз, но это к нашему делу никакого отношения не имеет.

Командир отряда и начальник штаба переглянулись.

— Странно, — проговорил бывший председатель исполкома Готлинского района. — Вы, старший офицер, командир особой группы НКВД, и под следствием?

— В изоляторе и маршалы сидели. Но давайте к теме. Повторяю вопрос, Федор Моисеевич. Как ваш человек, этот самый Матвеев, узнал о евреях?

— От второго нашего человека, Ефима Рогозы.

— Третий и четвертый тоже будут? — поинтересовался Шелестов.

— Нет, у нас только два человека в Гороше. Они известны лишь мне, начальнику штаба, политруку и связному, который два раза в месяц наведывается к Матвееву.

— Что поведал ваш второй человек? Чем он занимается?

— Ефим Рогоза — шофер на полуторке, приписанной к ресторану «Парус», сейчас «Мюнхен». За продуктами в Минск ездит. По совместительству он работает и на Калача.

— Как это?

— По заданию командования отряда.

— Как вам удалось внедрить его к самому Калачу?

Горбань свернул самокрутку. Папиросы у него кончились. Шелестов предложил ему свои, но командир отряда отказался.

— Перед смертью, как говорится, не надышишься, надо привыкать к тому, что есть, — сказал он и закурил.

Тут же весь бункер заполнил едкий дым.

— История такая, — продолжил Горбань. — Рогозу я знал еще до войны, он как-то подменял моего водителя в поездке по району. Нормальный, смышленый парень.

— Извините, что перебиваю, — сказал Шелестов. — Но почему этот нормальный смышленый парень оказался в Гороше, а не был призван в Красную армию?

Ему ответил начальник штаба, бывший заместитель военкома Готлинского района:

— Призвать-то призвали, да отправить в город не успели. Может быть, это и спасло ему жизнь. Колонну, состоявшую из трех машин с мобилизованными, разбомбили «Юнкерсы». Железную дорогу они разрушили ранее. На какое-то время Горош оказался отрезанным от Минска. — Начальник штаба кивнул на Горбаня и продолжил: — А тут Федор Моисеевич объявил, что формируется партизанский отряд. Нам надо иметь своих людей не только в Готлинске, но и в Гороше, несмотря на то что в соседнем районе формировался отряд Осетрова. В секретных распоряжениях, которые были доставлены во все районы западных областей, было прямо указано, что создавать агентурные сети надо везде, где только возможно, не ограничиваясь районами базирования отрядов. Ну а раз в Гороше были люди, то их и привлекли. А к Калачу в стукачи Ефим попал очень просто. В Горош вернулся некий Николай Трепко, дезертировавший из Красной армии. Немцы взяли столицу Белоруссии быстро уже в конце июля, так вот этот тип сбежал из части. По дороге он сильно простудился и слег. Ефим узнал, что Трепко после выздоровления намерен податься в полицаи, опередил его и сдал Калачу. Трепко расстреляли, найдя у него комсомольский билет и обвинив в сотрудничестве с партизанами. Ефим же стал стукачом самого Калача. Проживает он на улице Береговой. Родителей успел отправить в эвакуацию, женат не был. Именно Калач и пристроил Рогозу шофером в ресторан. На Береговой осталось всего несколько семей, ближе к церкви. Ефим живет почти у реки. Он и видел, как семья евреев была загнана в дом, расположенный недалеко от его подворья. Евреев охраняли, к ним приезжали Калач и командир роты СС. Потом их тела полицаи бросили в реку. Видимо, Калач и гауптштурмфюрер получили от них то, что хотели, а потом убили.

Шелестов кивнул и сказал:

— Понятно. Значит, у Калача и командира роты СС на Береговой есть что-то наподобие тайной базы?

— Ну, база — это громко сказано, но брошенный дом они использовали.

— С подворья Рогозы виден этот дом?

— Да.

— Хорошо. — Командир особой группы повернулся к начальнику штаба партизанского отряда. — Давай свой план, капитан. Послушаем, что ты придумал.

Вешко достал сложенную схему поселка, составленную, что было заметно сразу, профессиональным военным. На ней было все, что необходимо для планирования боевых операций.

Начальник штаба отряда разложил схему на столе и сказал:

— Мой план прост. Он учитывает роковую ошибку, допущенную Осетровым. Я предлагаю следующее. Наш отряд выйдет к Горошу. Взвод лейтенанта Алексея Воронца, кадрового военного, прибывшего перед самой войной в отпуск и не сумевшего вернуться в часть, атакует поселок с севера по улице Мещанской, но только до рубежа, отстоящего от Северной улицы на десять — пятнадцать метров. То есть, другими словами, этот взвод проведет отвлекающий маневр. При этом второй взвод лейтенанта Андрея Гулько, в прошлом сотрудника милиции, закрепится на подступе к Горошу с северо-западной и северной стороны для поддержки Воронца. Третий взвод Вячеслава Станового, бывшего начальника цеха обувной фабрики, старшины запаса пограничных войск, сосредоточить с западной стороны поселка, напротив начала улицы Весенней, ведущей к площади Свободы, рядом с которой находится административная зона. Там же разместить боевые группы, переброшенные в отряд, то есть вашу, товарищ майор, и капитана Авдеева. Замысел, по-моему, совершенно ясен. При неожиданном нападении на Горош с севера немцы вынуждены будут бросить туда основные силы рот охраны и СС. Тогда с запада поселок атакует ударная группа, которая сможет прорваться к административной зоне и уничтожить верхушку так называемой новой власти, включая и начальника полиции Калача, там проживающего. На случай нападения на поселок непосредственная оборона административной части возложена на полицаев, так как немецкие подразделения должны прикрывать весь Горош. Не исключено, конечно, что гауптштурмфюрер Бонке, исполняющий обязанности коменданта вместо штурмбанфюрера Фишера, погибшего в Минске, оставит взвод эсэсовцев вместе с полицаями. Но и тогда у ударной группы будет численный перевес. Она вполне сможет выполнить свою задачу.