Александр Тамоников - Красные туманы Полесья

Офицеры дали последние очереди по залу и выбежали на улицу.

— Ну и как, майор? Покрошили вы эту нечисть? — спросил Авдеев, осуществлявший вместе с Соболевым прикрытие.

— Покрошили. Давай бегом к поликлинике и машине. Отзывай Егорова.

Особая группа и Авдеев выщли к «Опелю», старшина с сержантом спрятались в развалинах.

«Опель» выехал на Булавскую и свернул направо, к железнодорожному вокзалу. Со стороны Летнего переулка и Кайзерштрассе бежали офицеры, солдаты, выезжали мотоциклы, машины. «Опель» сдал к тротуару, пропуская их. На него никто не обратил внимания. Наверное, потому, что группа, устроившая бойню в резиденции Вильгельма Кубе, двинулась не к выезду из города, а в глубину его, к вокзалу. Буторин с Коганом переоделись.

Авдеев пропустил грузовик с эсэсовцами, повел автомобиль по Булавской, посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:

— Два бронетранспортера пошли на север.

Шелестов, сидевший рядом с ним, проговорил:

— Так и должно быть. Ты, Саня, прибавь газку. Нам еще по Вокзальной идти. Если там не проскочим, то придется прятаться в развалинах. Теперь немцы такую облаву устроят по полной программе, все прошерстят.

— Надо было форму оставить.

— Если нарвемся на патруль, то никакая форма нам не поможет. У нас в любом случае остается один вариант — прорыв. Так что проверили оружие, заменили магазины, подготовили гранаты!

В машине лежали еще две «Ф‐1».

Расчеты штандартенфюрера Генкеля полностью оправдались. План операции, разработанный им, был реализован. В центре города возникла суматоха.

Немцы знали, что произведена крупная диверсия, но кем? Куда подевались эти негодяи? В суете метались офицеры и солдаты армейских частей. Жандармерия собирала все патрули на восточную и северную стороны Минска. Туда же направились и роты батальона СС.

Немалую роль в создании суматохи и полной неопределенности сыграл раненый Генкель. Он еще до перевязки сказал командирам частей и подразделений, прибывших в резиденцию, что атака боевой группы противника велась со стороны поликлиники. Так оно, впрочем, и было на самом деле. Штандартенфюрер якобы слышал, как командир диверсионной группы, состоящей не менее чем из десяти человек, тот самый, который стрелял в генерального комиссара, кричал: «Все! Отход к технике и прорыв в лес!» — причем на немецком языке. Все диверсанты были в штатском. Но это те, которые вошли внутрь. Должны были быть и другие боевики. Именно они и уничтожили охрану. А еще за дверью Генкель якобы мельком увидел человека в эсэсовской форме, стрелявшего в солдата охраны. Знаков различия он, конечно, не рассмотрел, но с формой ошибиться не мог, сам носил такую.

Бледный Кубе поддакивал ему и благодарил Генкеля за спасение. Генеральный комиссар, не получивший даже царапины, пришел в себя и начал описывать героизм Генкеля. Мол, только он один и стрелял по диверсантам. Кубе подтвердил все его показания, заявил, что командир боевой группы противника действительно отдал то самое распоряжение, которое слышал не только Генкель, но и он сам.

Исходя из всего этого, и был принят план погони за диверсантами с блокированием сперва северной и восточной частей города, а затем и западной. В действия старших офицеров вмешивался Кубе. Он решил взять на себя руководство операцией по уничтожению боевой группы, чем внес в это дело еще больше хаоса. Старшие офицеры практически не знали, что им сейчас делать. Руководство Кубе стало им только на руку. Будет на кого свалить неудачу.

Тем временем медперсонал госпиталя, прибывший на санитарных машинах, осматривал тела. Оказалось, что, кроме генерального комиссара и штандартенфюрера Генкеля, выжил начальник СС бригаденфюрер Цепнер. Он был изрешечен осколками и находился без сознания, но дышал. Его быстро уложили на носилки и отправили в госпиталь. Все остальные важные персоны, приглашенные на званый обед, были убиты.

Медики предложили Генкелю проехать в госпиталь, но он отказался и заявил:

— Я должен находиться рядом с господином Кубе.

Генеральный комиссар услышал это и сказал:

— Не стоит, штандартенфюрер. Свою миссию вы выполнили, спасли меня, и теперь узнаете, как безмерна моя благодарность. Я говорю не о себе лично, не о Вильгельме Кубе, а о должностном лице, комиссаре генерального округа «Белоруссия».

Генкель чувствовал себя все хуже. Поэтому после слов Кубе он согласился поехать в госпиталь, где тут же был отправлен в операционную.