Александр Тамоников - Конец крымской орды [litres]

– Узнал.

– Бабка Вера отчиталась?

– Да, рассказала все как было. Признаюсь, Василь, хотел я прибить ее, но не смог.

– Ты на людей не ярись. Негоже то, Михайло. Бабка Вера повитуха знатная. Коли помер младенец, то не ее вина в том.

– Понимаю. Худо у меня на душе, Василь.

– Ничего. Побудешь с женой, отойдешь, смиришься.

– Тихо-то как.

Парфенов кивнул.

– Да, сегодня пригоже. Вон на берег выходят парень да девка. Им все нипочем.

– Потому как молоды. Мы такими же были. Жили одним днем.

– Да и сейчас не старые.

– Но и не молодые. А вот и звезды появились. Даже не верится, что в Крыму, во дворце своем, Девлет сейчас думает о том, как захватить нас.

– Как там в Крыму-то, Михайло?

– Жизнь другая, для нас, русских, чуждая. Не хочу вспоминать.

– Не хочешь, так и не надо. Пойдем в дом.

Бордак прошел в опочивальню жены. Она проснулась.

Рядом с ней сидела Олеся. Она замаялась за день, в глазах ее читалась усталость.

– Иди отдохни, – сказал Бордак. – Я буду с женой до утра. Ты только скажи, надо ли ночью ей давать какое-либо снадобье.

– Нет, не надо.

– Тогда иди.

– Я, с твоего, боярин, позволения останусь в светлице. Мало ли, вдруг понадоблюсь.

– Почему дозволения спрашиваешь? Устраивайся где хочешь.

– Я рядом буду, только кликни, тут же прибегу.

– Хорошо.

Сиделка ушла.

Бордак сел на ее место и спросил:

– Как ты, лебедушка моя?

– Лучше, Михайло. Хоть и слаба еще.

– Ничего. Вместе мы любую беду одолеем.

– Ты прилег бы рядом со мной, Михайло.

– Так нельзя это. Бабка…

Алена не дала ему договорить.

– Можно. Ты с краешка пристройся. Я хочу чувствовать твое тепло.

Бордак разделся, прилег, положил руку на грудь жены.

– Хорошо, – проговорила Алена.

Михайло вдруг почувствовал, как ком застрял в горле, из глаз покатили слезы.

– Что ты, милый? Плачешь?

– Не спрашивай, Алена.

– Ты, сильный, храбрый воин, не раз бившийся с врагом, и плачешь?

– Не знаю, что со мной.

– Ну и поплачь. Этого никто, кроме меня, не видит.

Утром следующего дня к потайной арке, откуда начинался подземный ход из Тайницкой башни Кремля, подошел человек с посохом. Одежда простая, вид усталый. Он видел стражу и шел к ней.

Один из воинов указал своему старшему на этого человека.

– Гляди, Матвей, мужик какой-то идет.

– Вижу. Коли идет к нам, значит, знает про потайной ход.

– А может, случайно забрел сумасшедший какой? Таких теперь на Москве пропасть.

– Может быть, и так. Сейчас узнаем.

Человек подошел к ним и, остановился, оперся на посох и сказал:

– Доброго здравия вам, стражники.

– Тебе того же, – ответил старший и осведомился: – Кто ты такой, откуда и куда идешь?

– Иду к царю. А мое имя тебе ничего не скажет.

Стражники переглянулись.

– К царю, говоришь? – Молодой ратник усмехнулся. – А на что он тебе? Может, ты вот так запросто поговорить с ним желаешь? Ведь ему больше делать нечего, как лясы точить с такими вот проходимцами, как ты.

Человек с посохом вдруг повысил голос:

– А ты, воин, порядку не научен! Не знаешь, что старших уважать надо.

– Да кто ты есть, чтобы я?..

Старший почуял, что к ним подошел не простой путник, и осадил молодого:

– Помолчи, Никола! – Он посмотрел в глаза нежданного гостя и спросил: – Как доложить о тебе сотнику крепостной стражи?

– Передай, дьяк Губов прибыл. Да не сотнику, а пошли гонца к Григорию Лукьяновичу.

– Это к Скуратову, что ли?

– К нему.

– А ты его знаешь?

– На глупые вопросы не отвечаю.

– Чего он обзывается? – заявил молодой.

Старший опять осадил его:

– Молчи, я сказал! А лучше уйди с глаз долой. Петр!

Из арки вышел стражник одних лет с начальником.

– Да, Матвей?

– Тут дьяк Губов до государя. Ступай во дворец, скажи опричной охране, чтобы Малюте Скуратову передали о нем.

– Самому Скуратову?

– Плохо слышал?

– Ладно, понял. – Стражник с интересом взглянул на путника и скрылся в арке.

Старший стражи хотел продолжить разговор с дьяком, который намеревался пройти к царю, но тот остановил его.

– Не до того мне, устал.

– Ты пешком, что ли?

– Я же сказал, устал. Отстань!

– Ладно.

Вскоре из Кремля вышел сам Малюта Скуратов. Стража никак не ожидала этого и опешила.

Ближний помощник Ивана Грозного обнял путника и сказал:

– Вернулся ты, Никита Андреевич. Значит, долго жить будешь.

– Не более того, сколько Господь отмерит.

– Это так. А где конь-то твой?

– Оставил у родственника, он недалече живет.