Александр Тамоников - Конец крымской орды [litres]

– Почему он так сказал?

– Малюта знает о твоих делах с княжной.

– Понятно. А в Стешино, я, пожалуй, съезжу ненадолго. Надо еще людей на стройку сюда прислать.

– По стройке, Василь. Иван Васильевич передал мне серебра на сто рублей. Возьми половину, дела-то быстрей пойдут.

– Не надо. Все, что надо, я уже закупил. Побереги деньги. Потом, как обживаться на подворьях московских станем, они нам пригодятся.

Бордак взглянул на Парфенова и сказал:

– Это если еще придется обживаться. Впереди же война новая, большая.

– Русь не сгинет никогда, Михайло. Даст Господь, одолеем басурман.

– Ну и ладно. Значит, едем в Стешино?

– Прямо сейчас?

– А чего тянуть?

– Давай так. Ты отправляйся, а я к вечеру подъеду.

– Навестишь невесту?

– Да.

– Добро. А я поехал.

После дождя распогодилось, солнце грело.

Во второй половине дня Михайло заехал в село.

Люди его узнали. К подворью Парфенова метнулся мальчишка, который был со сторожами.

Встретить Бордака вышли Герасим и Марфа. Служка Колька взял поводья.

Михайло соскочил с седла, и Марфа тут же запричитала:

– Беда-то у нас какая!..

– Молчи, баба! – цыкнул на нее Герасим. – Чуть что, сразу вопить. – Он поклонился хозяину и спросил: – Ты ведь уже, наверное, слышал на Москве о том, что у нас тут произошло?

– Ты о ребенке, который помер при родах?

Герасим вздохнул.

– О нем.

– Да, слыхал. Где Алена?

Марфа смахнула слезы и ответила:

– У себя в опочивальне лебедушка подраненная наша. С ней Петруша, знахарка из соседней деревни бабка Малуша и девка Олеся.

– А где повитуха?

– На что она тебе?

– Говорить с бабкой Варей желаю.

– Так у себя она, где же еще. Но тебе надо бы женку проведать.

– Знаю.

Бордак прошел в комнаты, выделенные для его семьи.

Алена была в спальне, лежала в постели. Рядом Петруша, бабка, девчонка молодая.

Алена, завидев мужа, заплакала.

– Михайло, виноватая я пред тобой, не сберегла младенца. Отрекись от меня, брось. Я это заслужила.

– Всем выйти! – приказал Бордак так строго, что всех как ветром выдуло из комнаты.

Михайло присел на корточки рядом с постелью.

– Аленушка, лебедушка моя, почему ты такие обидные слова говоришь? В чем ты виновата? Не дал нам Господь пока дитятка, даст в другой раз. Не вини себя, не проси о невозможном. Я никогда не отрекусь от тебя. Ты моя жизнь. – Он взял жену за руку. – Выбрось из головы дурные мысли. Ты по-прежнему более всего на свете люба мне. Главное, выжила. А ребеночек? Его помнить и поминать будем. Что ж теперь поделаешь, коли так стало.

Алена бледная, как мел, проговорила:

– Спасибо, Михайло. Ты вернул меня к жизни. Признаюсь, мысли были повиниться перед тобой и помереть.

– Да что ты такое говоришь, Аленушка? Грех-то какой!

– Это мой грех, мне за него и отвечать. Но ты освободил меня от черных мыслей своими светлыми словами. От сердца они.

– Конечно, от сердца. Мне как сказали…

Алена вдруг дернулась. Ее лицо исказила гримаса боли:

– Ой, больно, Михайло!

– Эй, там, боярыне худо! – выкрикнул Бордак.

В спальню вбежала бабка и распорядилась:

– Уйди отсюда, боярин.

– С чего бы? Останусь.

Знахарка прошипела:

– Выйди вон, говорю! – Она так взглянула на Михайло, что тот немедля покинул опочивальню.

Туда заскочила девчонка.

Бордак присел на лавку, посмотрел в окно.

Во дворе стояли Петруша, Герасим, Марфа, Колька, переживали за мать и хозяйку.

Из спальни выбежала Олеся с багровым полотенцем и миской, наполненной кровью.

Прошло не так уж и много времени, Бордаку же оно показалось вечностью.

Наконец бабка вышла в светлицу, одернула подолы юбок, которых на ней было не менее дюжины, присела на другую лавку и сказала:

– Все хорошо, боярин. Жена твоя теперь выздоравливать будет, и пяти дней не пройдет, встанет. Но ты, боярин, не домогайся ее еще дней десять, худо сделаешь.

– И не думал.

– Добро. Я Олесе передала травы. Она знает, когда и что давать. Чаще будь рядом с женой. Сынок тоже пусть при ней обретается. Это для нее лучше любого зелья. А я к себе на деревню пойду.

– Ты что, не местная?

– Из Усатки. Это в двух верстах по этому берегу, вниз по течению. Будет нужда, присылай человека.

– А что, можешь понадобиться?

– Это один Господь ведает. Но я людей лечила, от смерти спасала, посему могу сказать, что сейчас с Аленой порядок. Ран серьезных нет. Крови внутри оставалось много, в том и таилась опасность. Сейчас она вышла. Да чего я тебе объясняю. Жене твоей нужны покой, ласка и те снадобья, которые я дала Олесе. Хорошая девица, смышленая, с полуслова все понимает. Она будет глядеть за Аленой сегодня, завтра и послезавтра. Потом сиделка не потребуется.