Вячеслав Миронов - Кирпич из Лондона

— На постоянном ношении, — ответил Роман.

— Вот. Значит, и психолога каждый год проходит. Значит, не дурак. К дисциплине приучен, до майора дослужился, не спился. Тоже редкость в наше время. А про семью Григорьевых тебе все известно?

— То, что Олеся рассказывала. В общих чертах. Я понимаю, что много секретного, поэтому и не лезу. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Я же говорю, что парень не глуп! — одобрительно хлопнул его по плечу крестный и тут же спросил: — А был в «горе», на комбинате?

— Нет. Но хотелось бы. То, что построено вручную, впечатляет. Рассказывали те, кому довелось там побывать.

Крестный переглянулся с Григорьевым:

— А что, Витя, давай устроим ему завтра экскурсию. Сам-то не против? — обратился он к Роману.

— Конечно, не против, а как это?

— Вот смотри, мы сюда пришли на катере? Правильно?

— Ну, да.

— Мы шли вниз по течению, поэтому и быстро дотопали. Обратно можно переть против течения, а можно чуть иначе. Чуть выше по течению высаживаемся. Как раз напротив горы получается. Под рекой проходит тоннель. Он охраняется с двух сторон, но нам можно. Когда строили комбинат, то предполагали, что может произойти нештатная ситуация. В тоннеле заложена взрывчатка. Она периодически освежается. Если реактор пойдет вразнос или еще чего не так, то идет подрыв, и воды реки затапливают весь комбинат. Полностью. Гасится любой пожар. Правда, вместе с персоналом, но это уже неизбежные потери. Надеюсь, что у тебя нет клаустрофобии? А то когда едешь на машине по тоннелю, осознаешь, что у тебя над головой много тонн воды, и у кого боязнь замкнутого пространства и богатая фантазия, у тех натуральная истерика происходит. Если есть такие проблемы — скажи честно. В этом нет ничего позорного. Нет никакого желания хлестать тебя по щекам, приводя в сознание.

— Нет, клаустрофобии не установлено, — отрицательно покачал головой Роман.

— Значит, завтра так и сделаем. Наши, «комбинатовские», высаживаются, там ждет служебный автобус, едем по тоннелю. Потом покажем тебе страшные тайны горы. Затем пересаживаемся на служебные машины и едем в город. Гораздо раньше управимся, чем на пароходе. Годится?

— Конечно! Спасибо! — Кушаков был счастлив. Он не ожидал, что так легко получится попасть на закрытый комбинат.

Далеко за полночь компания угомонилась, и все разошлись по палаткам. С первыми утренними лучами солнца Кушакова бесцеремонно растолкали, позвали рыбачить. Часть рыбаков отчалила от берега на катере и рыбачила на середине реки, встав на якорь. Остальные, как Кушаков, с берега.

Не с первого заброса, но клев пошел! У всех — и кто на берегу, и кто с катера рыбачил. Садок быстро наполнялся извивающейся, стремящейся на волю рыбой.

Азарт охватил рыбаков. Если поначалу каждый громко оглашал окрестности своей удачей, то через час все молча и сосредоточенно вылавливали хариуса.

Но как только солнце поднялось и начало припекать — клев как отрезало. Рыба ушла на глубину. На катере еще какое-то время ловили, но потом тоже прекратили, и он вернулся к берегу.

Рыбаки тут же принялись за дело. Было видно, что у каждого своя роль. Кто-то быстро, сноровисто чистил, потрошил рыбу, кто-то разводил костер, с катера принесли большую сковороду. Кто пошел рубить дрова для второго костра, на котором готовили большую переносную коптильню. Было видно, что каждый занимается своим делом, невзирая на чины и ранги. Только Роман был на побегушках. Сгонять за дровами в лесок, принести воды, поставить большой котел на огонь, на треноге, смотреть, чтобы вода закипела, но не убежала, чистить картошку, лук, морковь.

И вот приготовления закончились, на трех кострах — три блюда. Рыба жареная, уха, все как положено, перед готовностью большая стопка водки в котел и головня из костра туда же на пять минут. И рыба горячего копчения. Кушаков поинтересовался, а почему соленую не готовят? Он готов, он умеет. Чего проще, почистил рыбку, слегка присолил, пять минут — и готово!

— Вон видишь прокурорского? Твой тезка — Роман, — криво усмехнулся Григорьев. — Он тоже был большим любителем слабосоленого хариуса, только что выловленного. Итог один — описторхоз. Мы его лечили как могли. Всю медицину на уши поставили. Кое-как спасли. Никто толком не знает, отчего хищник хариус болен таким паразитом. Вот мы с тех пор не едим соленого хариуса, только после термической обработки. Теперь понятно?

— Понятно, — кивнул Роман.

Много еще оставалось свежей рыбы. Ее разделили поровну между всеми, вся присоленная, чтобы не испортилась. Посуды было запасено заранее достаточно, и бидоны, и судки. Ее опустили в воду, чтобы холодная проточная вода студила тару для перевозки рыбы.