Евгений Сухов - Обреченная цитадель

– Стреляй! – кричал Герасимов.

– Дави!!! – кричали сидевшие на корме бойцы.

В их перекошенных лицах он узнавал самого себя. В глазах, расширенных от гнева и ужаса, жажда действий. Сдернув с плеча автомат, майор Герасимов открыл фланговый огонь по разбегающимся немцам.

Бабахнул выстрел. Снаряд, ударившись в щитовое покрытие зенитного орудия, смял его, как тонкую фольгу, брызнув осколками на расчет. Поломавшиеся станины опрокинули пушку набок.

Немногие оставшиеся в живых разбежались по сторонам, пытаясь укрыться во рвах, а майор вместе со всеми, срывая голос, поторапливал танкистов:

– Дави их, гадов! Дави!!!

И когда гусеницы в очередной раз намотали на траки фрица, он от ярости сжимал челюсти, как если бы лично сидел на месте механика-водителя.

– Так их, гадов!!!

Танк, выехав на немецкие позиции, ощущал себя полноправным хозяином, подминал под гусеницы разбегающихся немцев. Пехота, оставшаяся на броне, короткими выстрелами добивала прятавшихся. В неглубоком запасном окопе, вырытом метрах в ста пятидесяти, майор Герасимов увидел, как четверо немецких пехотинцев, вооруженных противотанковыми ружьями PzB39, стреляли по накатывающим на них танкам. В одиночку тяжелый танк не взять, а вот вместе, распределив роли, могли стрелять весьма удачно. Со среднего танка «Т-34» была сбита гусеница. Сделав попытку двинуться дальше, он вдруг развернулся на месте, и в этот самый момент в боковую сторону башни врезался снаряд, уничтожив экипаж.

Противотанковая группа действовала слаженно и быстро. По обе стороны ствольной коробки были закреплены магазины с десятью запасными патронами в каждом. Еще один залповый выстрел – ствольная коробка с затворной группой откатилась назад, и открытый затвор с силой выплюнул из себя стреляную дымящуюся гильзу. Еще один танк подбит, выпустив густо-черное облако едкого дыма.

Противотанковая группа обречена, опытные солдаты не могли не понимать очевидного: бежать некуда, от танков не скроешься. Через какую-то минуту-другую все они будут или раздавлены надвигающимися бронемашинами, или будут уничтожены разорвавшимся снарядом. Вряд ли они задумывались о своей трагической судьбе, просто исполняли привычное дело. В окопах были отличные солдаты, до конца исполнявшие свой долг.

Прижав приклад к плечу, майор Герасимов пытался достать укрывшихся пехотинцев. Но танк то и дело подпрыгивал на неровностях и не давал возможности выстрелить прицельно. Вот один из снарядов взорвался рядом с противотанковой группой пехотинцев, и упругая ударная волна раскидала солдат по сторонам, как невесомые безжизненные манекены, присыпав их комьями земли.

Немного в глубине слева, где расположился немецкий истребительно-противотанковый дивизион, басовито затарахтело противотанковое ружье на колесах. Спрятавшись за металлическую защиту, расчет из трех человек осыпал подходящие танки бронебойными снарядами. К смертоносному барабанному бою присоединилось еще три противотанковых орудия, мало уступая по скорострельности пулеметам. Лупили хлестко, поражали цели, заставляли искать укрытия.

По развернувшемуся дивизиону ударили одновременно десятки танков. Снаряды взрыли пригорок, смешав между собой живое и мертвое. И то, что какую-то минуту назад обливалось злобой, стрекотало, посылало смерть, теперь превратилось в груду покореженного металла.

Через танковое переговорное устройство было слышно, как полковник Закиров зло матерился и коротко отдавал экипажу команды.

– Слева противотанковая пушка… Бронебойно-осколочный заряжай. Пли! Готов, мать его!

Опытный мехвод умело лавировал между воронками, безжалостно вжимал в землю покореженные орудия, наматывал на траки то, что мгновение назад дышало, рвалось к жизни, мечтало, даже строило планы на оставшуюся жизнь, полагая, что все самое главное и интересное впереди. Теперь все это в прошлом. По бронекорме скользящими ударами, заставляя вибрировать металл, пролетали снаряды. Дважды в лобовое бронирование угодили снаряды, но, срикошетив, улетели в затянутое пороховым дымом небо.

Впереди – развороченный взрывом блиндаж, из которого торчали расщепленные и поломанные бревна, а из самой глубины, опасаясь быть заживо погребенным, теряя остатки сил, подгребая под себя коричневые комья земли, выползал немецкий капитан.

– Не уйдешь, гад! – кричал механик-водитель, направляя носовую часть прямо на расщепленные бревна.

Высушенное дерево затрещало под многотонной тяжестью, а потом, ломая бревна, танк рухнул на самое дно блиндажа.