Сергей Дышев - Танкист из штрафбата

Оля постаралась ответить скучным голосом, но это не очень получилось:

– Отстань, Танюха, я просто взяла почитать.

Но та успела заметить автора, прежде чем Ольга спрятала книжку в вещмешок.

– Есенин… А мне дашь почитать?

– Нет.

Таня не обиделась, просто улыбнулась, сразу став юной, как школьница. Вот такая у нее была замечательная улыбка.

Подружки давно понимали друг друга без слов и в серости и ужасе военных будней поклялись, что не будут заводить никаких романов с мужчинами, не принимать подарков, непоколебимо отвергать их малейшие попытки ухаживания. И как бы трудно ни было, продаваться за материальные и прочие блага они не будут! И с собачьей кличкой ППЖ ходить не будут!

Надо было как-то закрепить эту суровую клятву. Оля зловещим голосом тогда предложила: «Давай на крови!» Таня согласилась, но когда дело дошло до осуществления замысла, девчонки не то чтобы испугались, но с неловкостью поняли, что нечего на войне вот так глупо и нелепо проливать кровь.

«Тогда давай, – с серьезным видом закоренелой активистки внесла новое предложение Оля, – скажем друг другу „честное комсомольское!“. А Таня сказала, что она не комсомолка, ее, как двоечницу, в комсомол не приняли. „В пионеры тоже не приняли?“ – строго спросила Ольга. „В пионеры приняли!“ „Тогда говори „честное пионерское!“».

Ритуал был соблюден: Танька даже вскинула руку в пионерском салюте, девчонки рассмеялись звонко и неожиданно, как давно уже не смеялись…

Ночью Ольга внезапно проснулась от пронзительной, как свист пули, мысли. Она была такая пугающая, что Оле стало нехорошо: сердце бешено забилось, стало не хватать воздуха. Она села, опустив ноги с топчана.

«Ведь эта книга была его оберегом! А он отдал ее, бездумно, красивый жест сделал. Он же из огня ее вытащил! Вернуть, надо немедленно вернуть… Нельзя вот так легко расставаться с дорогими вещами…»

Ольга потянулась к вещмешку, развязала его и вынула книгу. Ощутимо теплая, она будто хранила в себе тепло, и это было тепло Ваниных ладоней… Тихую радость и умиротворение почувствовала Оля, и ушла тревога. Хоть и далеко еще было до конца войны, Ольга подумала, что ничего с Ваней не случится, и они обязательно доживут до победы. И тогда она торжественно возвратит ему заветную книгу.

Оля улыбнулась своим мечтам, представив эту картину. Только неужели они больше не встретятся?

Иван на мешке с сеном в избушке тоже не мог долго уснуть. Он думал о том, что вместе с книгой, наполненной светлой, божественной лирикой, он передал Оле частицу самого себя, со своими думами, мыслями и тайными мечтаниями. А что будет дальше? В сумраке ночи, лежа с закрытыми глазами, он видел ее лучистые глаза и знал, что ее ироничный взгляд и наклон головы, легкая, неземная походка, завораживающий голос и весь образ будут всегда с ним в воображении и мыслях о будущем.

Как это случилось, он сам не понимал. Пьянящий дурман полевых цветов, бесшабашный и отчаянный риск романтика, мистическое притяжение книги трагичного гения, звезды на небесах и звезды на погонах…

С той пьянящей сердце встречи с Ольгой прошло, наверное, недели три. Все эти дни Иван мыслями был с ней. И сейчас с экипажем под тихий перебор гитарных струн, когда наконец иссяк Сидорский, но еще оставался спирт во фляге, Родин предложил тост:

– Давайте, ребята, выпьем за женщин! За наших фронтовых подруг! За то, чтобы мы, мужики, никогда больше не допустили такого уродства в жизни, как женщина на войне.

Руслик отложил гитару, взял кружку.

– За что я уважаю тебя, командир, – ты прямо читаешь мои мысли!

А Сидорский добавил:

– Я бы сказал, наши мысли. Женщинам гораздо труднее на войне…

Деревянко вздохнул, подставил свою кружку под флягу, из которой разливал спирт Кирилл:

– О том, как трудно женщинам, знают только женщины…

Они выпили, на этот раз с хорошим стуком приложившись алюминиевыми кружками.

И тут Саня почувствовал, как его повело, будто танк тихо сдвинулся и заскользил, раскачиваясь, как «ванька-встанька». Руслик что-то сказал, Саня не сразу понял смысл его слов, потому что Баграев внезапно раздвоился, и это его рассмешило.

А Руслан вдруг спросил:

– Ребята, а вы смогли бы живым закопать человека, немца? Я бы не смог… Даже самого последнего гада… А они смогли.

Иван мрачно заметил:

– Мы – другие. У нас Родина за спиной, а у них – немецкий бог, который позволяет им убивать и звереть от крови. Во имя их «великой Германии».