Сергей Зверев - Стальной призрак

Соколов скрипел зубами от напряжения, они топтались на месте, пытаясь пересилить друг друга. И тут немец оступился – нога соскользнула в небольшую яму, и он на миг потерял равновесие. Этого мига хватило Алексею, чтобы вывернуться и оттолкнуть от себя противника. Немец ругнулся и зло глянул на лейтенанта. Но тут его грудь пробила пуля. Соколов не слышал и не видел ничего, кроме схватки, смерть была так близко, что закрыла собой весь мир. И теперь Алексей услышал и выстрелы, и крики «ура».

Немец повалился на землю, сжимая простреленную грудь. Соколов оглянулся и увидел, что прямо на него бегут красноармейцы с винтовками и автоматами, а один – с ручным пулеметом наперевес. А впереди, выкрикивая команды и подбадривая бойцов, широким шагом шагал лейтенант Шаронов!

Соколов тоже закричал. Он подхватил с земли свой автомат и бросился вперед. Туда, где молчал пулемет Саши Васютина, где горели в танке Логунов и Коля Бочкин. Где-то там один на один с врагами оставался Руслан Омаев. В грохоте боя было непонятно, стреляет чеченец или уже нет.

Пять танков и три бронетранспортера дымили на нейтральной полосе. Другие три и бронетранспортеры удирали за холмы, вокруг них рвались снаряды. Значит, батареи все же открыли огонь!

Около сотни немцев уже прорвались на позиции и теперь оказались между огненным валом разрывов и контратакующим советским батальоном. Наверное, им казалось, что победа близка, что успех сегодня на их стороне. Вся эта распаленная, разгоряченная толпа ринулась навстречу русским.

Схватка была ужасной. Алексей плохо помнил, как он сталкивался с немцами, как уворачивался от ударов, как сам бил автоматом по каскам, по ненавистным чужим лицам. Он стрелял, а когда в диске кончились патроны, бил только прикладом. Потом катался по земле, сцепившись с жилистым и изворотливым гитлеровцем. Кажется, лейтенант задушил его, стискивая горло и превозмогая боль в ноге. Под его пальцами хрустнули позвонки, глаза немца выпучились.

С трудом поднявшись, Соколов подобрал автомат и пошел вперед. Глаза заливал пот, а может, и кровь – он чувствовал ее на губах. Одна нога плохо слушалась, и Алексей шел, опираясь на автомат как на клюку. Вокруг дрались, свирепо, как звери, вцепившись друг в друга, люди. Нет, это были уже не люди, и от этого становилось жутко. Это была не драка, это была смертельная схватка каждого с каждым. Убить любым способом, искалечить, чтобы враг не смог подняться. Кололи штыками, били камнями по головам, дробя кости, выдавливали глаза, рвали рты, зубами рвали плоть. Хрипели, стонали, орали истошно и угрожающе, выли, как звери.

Алексей шел тяжело, кривясь от боли при каждом шаге. Он то и дело поднимал над головой автомат и бил по голове или по спине попавшегося на пути очередного немца. Тот падал. Его добивали другие и шли следом за танкистом. И снова Алексей кого-то бил, подбирал винтовку и вонзал штык в живую плоть. Он шел вперед, оскалившись, как волк, шел через ряды врагов, пробиваясь к своим танкистам.

Потом все кончилось. Редкие выстрелы еще какое-то время раздавались то справа, то слева. Солдаты стояли, пошатываясь и озираясь по сторонам, широко и хищно раздувая ноздри. Вповалку лежали мертвецы, порой сцепившись друг с другом. Живые смотрели на них и переглядывались с живыми. Не прошли! Перебили всех, кто прорвался.

Логунов стоял на коленях перед Колей Бочкиным и старательно перевязывал ему руку выше локтя. В десяти метрах от них догорал танк. Соколов подошел к танкистам и упал возле них на колени.

– Молодцы! Знаете, какие вы молодцы! – проговорил он, обнимая за плечи старшину и глядя на обожженные волосы Бочкина.

– Три танка за нами, два «ханомага» и с полсотни пехоты, – с довольным видом отозвался Логунов.

– Молодцы, что живы остались! – засмеялся лейтенант.

Подошел и опустился на землю Омаев. Гимнастерка на нем была вся порвана и местами пропитана кровью. Он был без ремня и без пилотки. Пулемета при нем тоже не было. Руслан держал в руках кинжал своего деда. Он так и сел на землю, не выпуская оружия. Наверное, уже и забыл, что держит его.

– Живые, значит, – тихо сказал Омаев. – Хорошо. Значит, я вам помог. Хорошо стреляли. А пулемет у меня… того… вдребезги!

– Не боись, сынок, – усмехнулся Логунов, закончив бинтовать руку Бочкина. – Купит папа тебе новую игрушку!

– Уходим, уходим, – зычно прокричал, пробегая мимо, комбат Шаронов. – Сейчас накроют! Разберутся, что своих не осталось, и долбанут из минометов. Бегом в траншеи, мать вашу!