Осокин раздраженно закрывал глаза. Фонарики светили ему в лицо.
– Товарищ капитан, это вы. Простите, мы сразу не поняли.
Пятна света прыгали по телам, распростертым на земле. Хулиганы стонали, обливались кровью.
– Что здесь произошло, товарищ капитан?
– А ты догадайся, сержант. Вот девушка, вот трое отмороженных ребят. А патруль ушел, нет его, он в этом городе только для красоты.
– Ну вы даете! – восхищенно пробормотал сержант, озирая поле битвы. – Как вы их мастерски отделали! У нас бы так не получилось.
– Забирайте. Дарю. Знаете, куда вести. И избавь меня, ради бога, сержант, от ваших процедурных формальностей – опросов, составления протокола и тому подобного. Сегодня ночью мне точно не до этого. Девушка не в претензии, в потерпевшие не рвется. Я ведь прав, барышня?
– Да, конечно, нет, какие могут быть претензии. Все хорошо, я ничего не видела.
Красноармейцы сдавленно улыбнулись. Сержант был немного смущен, но не настаивал. Поверженным хулиганам бойцы связали руки, придали вертикаль, отвешивая затрещины. Приземистый крепыш нелепо шамкал. Во рту у него ничего не осталось. Остальные плевались кровью, едва стояли. Солдаты погнали их прикладами, и вскоре теплая компания скрылась за углом.
– Вот и все, – сказал Осокин. – Не так страшен черт, как его малюют. Будете продолжать рискованное путешествие?
– А вы и правда из контрразведки СМЕРШ? – боязливо, но в целом уважительно спросила девушка. – У нас в комендатуре про вашу организацию говорят только шепотом. Теперь я понимаю, что это неспроста.
– Про нее вообще не надо говорить, – назидательно сказал контрразведчик. – Даже шепотом. Считайте, что вы ничего не слышали. Осокин Иван Сергеевич, к вашим услугам.
– Антонина Шаталова. Я местная, живу с дядей.
– И далеко отсюда вы живете с дядей?
– Два квартала на восток, это в центре, рядом с городским парком. Мой дядя по отцовской линии, Георгий Иванович, он тоже Шаталов, директор центрального парка.
«Если она носит фамилию дяди, то, скорее всего, не замужем», – как-то машинально отложилось в голове Ивана.
– Я провожу вас, Антонина, это действительно недалеко. Не возражайте, вам придется потерпеть мое присутствие. В следующий раз будете осмотрительнее.
Дорога оказалась ничуть не утомительной. Общаться с прекрасным полом не по работе, а просто так Ивану удавалось редко, и это уже казалось ему экзотикой. Они сбавили шаг. В окрестностях центрального парка горели несколько фонарей, освещали чугунную ограду, за которой густо росли тополя и липы.
В мутном свете очерчивался девичий профиль, поблескивали глаза. Страх еще не выветрился, она вздрагивала от каждого постороннего звука, испуганно косилась в темень подворотен.
Антонине было двадцать четыре года. До войны она училась в местном филиале Орловского архитектурного института, окончила три курса. В сорок первом заведение закрылось, студентам пообещали, что они смогут продолжить образование после победы. Антонине пришлось отправиться на курсы машинисток. Уезжать отсюда она не собиралась.
Георгий Иванович Шаталов был знаковой персоной в маленьком городе, где его все знали. Он много лет руководил ЦПКО, а это весьма беспокойное хозяйство.
В его доме постоянно собирались известные городские личности – военные, работники партхозактива, представители творческой и технической интеллигенции, директора заводов. Сейчас люди тоже приходили, но уже значительно реже. Иных уж нет, а те далече.
Супруга Георгия Ивановича скончалась в тридцать восьмом году. Он весьма болезненно переживал утрату, справился, но больше ни с кем романтических отношений не заводил.
Родители Антонины погибли годом позднее. Они возвращались из Орла на служебной «эмке» – отец девушки руководил местной типографией – и не поделили дорогу с трактором, выезжающим на шоссе.
Дядя Жора предложил ей переехать к нему, а квартиру сдать в аренду. Антонина согласилась.
– Никто не знал тогда, что начнется война и все станет так ужасно, – тихо проговорила девушка. – Мы едва оправились от наших бед, а тут такое. Фашисты не дошли до Свирова и теперь уж точно не дойдут. Ведь правда же, Иван Сергеевич?
– Это даже не обсуждается, Антонина.
Иван машинально отметил еще одну вещь. Она ни словом не обмолвилась о посадочных кампаниях тридцатых годов, которые, конечно же, коснулись местных военных, партийных деятелей, руководителей предприятий, а также половины советской интеллигенции. В общем-то, это было нормально. О репрессиях все знали, но никто не говорил.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу