Александр Тамоников - Даманский. Огненные берега

Рычали моторы на востоке, бежали люди в светлых полушубках — их было много, они еще не были в бою. «Кто такие? — кричали они. — Что здесь делаете?» — «Китайцы, не видите, что ли? — возмущался Бабаев. — От поезда отстали». — «Товарищ подполковник, здесь наши! — радостно восклицал боец. — Живые! Это с местной заставы!»

Уже позднее они узнали, что огневой налет продолжался десять минут. За это время китайские подразделения были полностью рассеяны. Уничтожены все артиллерийские и минометные батареи и резервы, выдвигающиеся к острову. Потери НОАК в результате действия реактивной артиллерии были чудовищными, перестал существовать штаб 24-го пехотного полка — всех, кто там находился, развеяли по ветру.

На остров высаживались подразделения мотострелковой дивизии, усиленные пограничниками подполковника Костина, с целью полной зачистки советской территории.

Разрозненные группы китайцев еще пытались сопротивляться — часть из них зарылась в землю, сумела выжить после опустошительного артобстрела. Их уничтожали из гранатометов целыми взводами, а у тех, кто успевал поднять руки, забирали оружие и пинками выдворяли с советской земли…

Первую ночь он метался в бреду. Потом было лучше — потекли воспоминания: кровопролитный бой, чумазые «землекопы», выползающие из подземелья; путешествие на заставу на броне БТРа, когда он с ума сходил от боли и совершенно не хотелось жить.

Пулю вытащили благополучно, рана не успела загноиться. Утешал знакомый майор медицинской службы: «Жить будете, поболит — перестанет, сейчас вам отпуск оформим в связи с продолжительной болезнью…»

Он лежал в палате, выслушивал правильные слова от старшего лейтенанта Писарева, принявшего командование заставой:

— Ты, лейтенант, действовал грамотно и профессионально, спас костяк взвода, несколько часов успешно сдерживал врагов. Мы будем ходатайствовать о представлении тебя к правительственной награде. Надеюсь, ты не держишь зла на наших артиллеристов? Никто не знал, что на острове остались живые, к тому же время поджимало, ситуация становилась критической…

— Все в порядке, Михаил Егорович… — Павел выжимал из себя улыбку. — Остров — наш? Мы же его не отдали?

— Остров наш, лейтенант, благодаря таким ребятам, как ты. И всегда будет наш, мы его не отдадим.

— Сколько наших там погибло, Михаил Егорович?

Замполит смутился.

— Погибших 58 человек… Четыре десятка раненых… Это суммарные данные по инцидентам 2 и 15 марта.

Ничего себе, инциденты. Так, слегка повздорили…

— Больше, Михаил Егорович, значительно больше…

— Это официальные данные, — отрезал замполит. — Других нет, и мы должны им верить. Все телеграммы разосланы, похороны состоятся послезавтра, готовимся к митингу. В общем, выздоравливай, лейтенант. Выйдешь из госпиталя, получишь отпуск по ранению. Можешь в санаторий с супругой съездить. Неплохо, согласись, — подмигнул Писарев, — три недели отслужил на новом месте — и уже в санаторий…

Потом явилась целая делегация — 4-й взвод в полном немногочисленном составе. Все, кто уцелел, — целых шестеро. Все в зеленке, пластырях, бинтах. Подпрыгивал Черемшин на костылях. С обгоревшей щеки слезла кожа.

— Держите, товарищ лейтенант, — выгрузил Бабаев на тумбочку авоську. — Что Бог послал, как говорится. Пара яблок, апельсины, лимон… Чтобы жизнь, гм, медом не казалась. Рассказывайте, как вы тут поживаете?

— Очень активно и разнообразно, — Павел обвел взглядом унылые серые стены. — А у вас там как?

— А у нас — пополнение, — сказал сержант Покровский. — Новые лица — всего полгода отслужили, ничего о службе не знают, надо воспитывать и наставлять на путь истинный. Вы не волнуйтесь, мы справимся. Сейчас они все сидят в ленинской комнате, дацзыбао рисуют.

— В смысле? — не понял Павел.

— Боевой листок, он хотел сказать, — поправил Черемшин. — Только у них руки-крюки, никаких художественных навыков, вот дацзыбао и получаются. Ничего, будем тренироваться. Мы поблагодарить вас хотели, товарищ лейтенант, — Черемшин замялся, — сами понимаете, за что…

Павел смутно понимал. Только в краску вгоняли. Вообразили о нем невесть что. А он просто делал свое дело — как учили семья, школа и военное училище. Просто жалко было этих парней. Каждая смерть — нож по сердцу. Сберечь их хотелось, конечно, не в ущерб поставленной задаче. А о себе действительно не думал. Может, времени на это не было?

Бабаев как-то вдруг замялся, посмотрел странно, заискивающе — стал вдруг такой стеснительный, робкий — просто пай-мальчик. Павел догадался и не смог сдержаться от язвительной усмешки. Бабаев слегка побледнел, глянул на товарищей, словно ища поддержки.