Александр Тамоников - Даманский. Огненные берега

Положение создавалось критическое: под прикрытием огня китайцы накапливались на берегу. Геройствовать не было смысла — так он всех погубит!

— Шагдаров, прикрывай! — проорал Котов. — Взвод, слушай команду — все на запасные позиции! Бегом!

Неслись, как очумелые. Метров сто до той самой канавы, которую обустроили прошлой ночью. Как предусмотрительно, черт возьми! За спиной громыхал пулемет, взбешенный Шагдаров отчаянно прикрывал отход. Пограничники попадали в канаву, залегли. Лапшин вставил гранату в РПГ, пристроился боком. Вахрушев яростно утрамбовывал сошки «РПК» в замороженную землю.

— Шагдаров, сюда! — скомандовал Котов и закашлялся. Сорвал голос — докричался. Загорланили остальные, призывая товарища. Тот опомнился, скатился с косогора, взвалил пулемет на плечо и потащил, сгибаясь вопросительным знаком.

За бруствером уже маячили китайские головы. Кто-то бросил гранату — она взорвалась за спиной Шагдарова, не причинив вреда. Пограничники ударили нестройным залпом — полетела в разные стороны мерзлая земля, головы пропали.

Положение ухудшалось с каждой минутой. Если отдать врагу и этот плацдарм, то все пойдет прахом! Шагдаров повалился в канаву вместе с пулеметом — запыхался боец и не сразу вспомнил, с какого конца хвататься за свою шарманку.

И снова оказал посильную услугу лейтенант Марышев из своего БТРа. Машина рывками разворачивалась. И когда под косогором накопилось достаточно пехоты, и все это несчастье полезло, как каша из кастрюли, заговорил пулемет, сшибая мишени обратно на склон.

Особо завидовать этим воякам не приходилось — в спины орали командиры, грозя расстрелом за трусость, по фронту работал пулемет, обрывая жизни… Несколько человек скатились с бруствера, оказавшись на открытом пространстве, — их расстреляли в упор. Остальные метались за бугром — маячили головы, как в кукольном театре, разражались вспышки.

Замолк пулемет на БТРе — закончилась лента. Китайцы воспрянули, снова появился частокол голов, но теперь его обрабатывал Шагдаров, обустроившийся на новом месте. Китайцы кричали в замешательстве, не знали, что делать. Создавалось ощущение, что их там осталось совсем немного.

— Взвод, за мной! — вскинулся Павел. — Скинем эту нечисть в реку!

Поднимались без восторга, но если надо, значит, надо. Нельзя китайцев пускать на остров! Пограничники бежали, ускорялись, стреляли на ходу. По одному взбегали на косогор. А дальше все смешалось — им навстречу лезли полтора десятка врагов — разгоряченные, с перекошенными лицами.

Какие автоматы в ближнем бою — не развернуться! Схватились врукопашную, били кулаками, ногами, выхватывали саперные лопатки. Черемшин засадил кому-то по башке плашмя, злобно засмеялся, когда китаец схватился за голову и выпал из толпы. Сосредоточенно орудовал шанцевым инструментом Глобыш, пыхтел, словно тяжести ворочал. На Котова бросилась искаженная рожа, штык, примкнутый к карабину, уже летел в живот. Он рухнул на бок, ударил правой ногой с отмашкой, целясь в пах. Но попал выше — впрочем, мелочи, солдат все равно отпрянул, паузы хватило, чтобы выхватить «ПМ» из кобуры и сбросить флажок предохранителя. Китаец получил в живот две пули и выбыл из рукопашной по уважительной причине.

Подлетал другой, разворачивал плечо. Пришлось и этого валить — Павел выпустил остатки обоймы, плохо видел, куда, — пот разъедал глаза. Китаец убрался. Павел отшвырнул ненужный пистолет. Лопатку потерял — но такая же имелась у мертвого Модяну, о чей труп он запнулся!

И снова весь мир съежился до габаритов шустрого китайца, размахивающего ножом. Его физиономия плясала перед глазами, Павел отбивал удары, улучил момент, рубанул по ребрам. То же, что топором — сталь отточена, как финский нож. Противник охнул, выронил оружие. Подсечка — и тот повалился на живот, но не сдался, схватил офицера за ногу. Павел рубанул по шее — на выдохе, со всей силы. Голову не отрубил, но позвонки хрустнули.

Мимо с ревом пронесся Шульгин, занося приклад автомата. Но не успел, грудь на долю мгновения оказалась открытой. Мелькнула рука — нож вонзился в грудь по рукоятку, да еще и провернулся. Шульгин застыл, автомат покатился под ноги. Китаец выдернул нож, зашипел от радости. У пограничника подломились ноги, он повалился на спину.

Ярость ударила в голову. Котов сжал лопатку двумя руками и ударил ребром по макушке китайца — словно топором рассек березовую чурку. Шапка развалилась пополам, кровь хлынула, залив физиономию, — дальше Павел уже не смотрел, просто оттолкнул умирающего ногой.