Александр Тамоников - Даманский. Огненные берега

Вокруг батареи была выжженная земля. Обуглились деревья. То, что осталось от артиллеристов, уже увезли. Смотреть на это без глубокого удовлетворения было невозможно.

На время, блуждая среди горелок, Михаил забыл про холод. Потом глянул вниз и понял, где находится. Батарея притулилась на склоне массивной сопки восточнее китайского пограничного поста «Гансы», а тот располагался прямо напротив заставы «Нижняя Масловка».

Здесь была примерно середина горы. Значит, сзади — дорога, по которой подвозили орудия. Причем подвозили давно, тщательно маскировали — провокацию готовили не один месяц назад.

Вниз, за деревья, убегала тропа, ею пользовались китайские солдаты. Внизу под толщей льда протекала Уссури, спуск к ней был сравнительно пологий. Напротив — остров Коркинский, чуть правее — Атаманский. Он хоть и находился по диагонали, но орудия его могли накрывать прямой наводкой. В зоне видимости застава: казарма, караульное и подсобные помещения, далее — жилые двухэтажки. Все это тоже могла накрыть китайская батарея. За деревьями виднелись даже крыши Нижней Масловки.

Бабаев стоял на краю площадки, всматривался вдаль, забыв про холод. Уже стемнело, видимость уменьшалась. Внизу сновали мелкие фигуры. На льду — черные точки, видимо, подбитая техника.

К острову от заставы направлялся автомобиль — маленький, как игрушечный. Бой кончился — оно и так понятно — тишина стояла оглушительная.

«Если наши едут на остров, значит, не отдали!» — обрадовался Михаил. Но как туда пробраться? Китайцам накостыляли, но посты наблюдения остались, и снайперов никто не отменял. Будут мстить, стрелять по каждому, кто подвернется. Нельзя идти на Атаманский. Надо рвать напрямик — через реку, и будь что будет…

Он ощутил подозрительное тепло, насторожился. Подошел к искореженному орудийному щитку, потрогал. Останки орудий еще не остыли! Какой же жар тут царил, когда сдетонировали боеприпасы?

Михаил застонал, стащил дырявые варежки, приложил руки к щитку. Пришлось нагнуться. Долгожданное тепло потекло по телу. Он расслабился. Еще не наслаждение, но что-то похожее…

Сколько времени он так простоял — оцепеневший, забывший про все? За это время можно было всю китайскую армию к берегу подтянуть!

За спиной захрустел снег, чавкнула грязь под сапогами, по ушам ударил отрывистый окрик на китайском языке!

Дыхание перехватило, Бабаев вконец окаменел, так и остался в согбенной позе, спиной к врагам, которые находились в нескольких метрах от него. Почему не стреляют? Нет уж, вторично он в плен не попадет. Был уже — не понравилось.

И вдруг дошло — они же не видят, что он — русский! Китайский бушлат, китайская шапка — свой солдат, отбившийся от части, стоит и руки греет. Вот если повернется, представит на обозрение свою славянскую физиономию — тогда, конечно…

Повторился окрик, солдаты подошли ближе. Он должен был что-то ответить… ну, или хоть как-то отреагировать. В груди все сжалось. Правая рука медленно поползла в карман, где лежала наступательная граната «РГД-5». Михаил нащупал овальный корпус из тонкой стали, потащил гранату из кармана. Как бы ненароком повернулся боком, чтобы не бросались в глаза его манипуляции. Левая рука оторвалась от щитка, разогнула усики предохранительной чеки, указательный палец вошел в кольцо…

Он резко выдернул чеку и, не дожидаясь третьего окрика, метнул гранату через плечо — под истошный крик китайца, а в следующий миг уже кувыркался за щитком, отбивая ребра! Щиток хоть и покалеченный, но все равно — защита от осколков.

В кувырке он запоздало оценил ситуацию — трое или четверо, совсем рядом. Он, кажется, перестарался — инерция гнала дальше, Михаил докатился до обрыва, который оказался невысоким, загремел с него, взревев от боли — ствольная коробка чуть не перешибла позвоночник!

Китайцы — шустрые, возможно, кто-то и успел сигануть, сообразив, что не стрелять надо, а когти рвать!

Прогремел взрыв, разбросал обломки снарядных ящиков, закопченные гильзы. Повалился державшийся на соплях орудийный щиток.

Но невидимая пружина уже подбрасывала советского пограничника! Он вскочил, подстегивая себя пронзительным воплем, заученным движением сбросил автомат со спины, щелкнул предохранителем. Патрон уже в стволе…

Автомат бился в онемевших руках, едва не выскакивал. Пули летели вразброд, рикошетили от «копченой» стали. Их было четверо, такие же фуфайки, шапки на «рыбьем» меху. Двоих посекли осколки — они оказались в эпицентре взрыва. Третьего отбросило, он пытался привстать, осоловело водил глазами. Четвертый рвал заклинивший затвор, заливисто верещал.