Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

— Извольте, заключение готово, — изрек он, любовно разглядывая получившийся четкий оттиск и отчего-то не торопясь отдавать бумагу Иллариону.

Забродов без тени улыбки снова полез в бюро и положил на стол перед дегустатором стопку стодолларовых купюр — не толстую, но и не сказать, чтобы совсем уж тоненькую. Водрузив на нос очки с мощными бифокальными линзами, старик по очереди придирчиво осмотрел купюру за купюрой — глянул на просвет, помял, пощупал подушечками пальцев рельеф — и только после этого, церемонно извинившись и сославшись на лихие времена, убрал деньги в гигантское портмоне из потертой крокодиловой кожи.

«Вот это здорово, — с оттенком зависти подумал Мещеряков. — Ай да старикан! Нет, что за дивная профессия! И хорошего вина на дармовщинку нахлебался, и деньжат срубил. А сейчас ему за это благодарное человечество еще и в ножки поклонится…»

— Огромное вам спасибо, — подтверждая его догадку, произнесло благодарное человечество в лице Иллариона Забродова. — Оказанная вами помощь воистину неоценима.

— Полноте, — благосклонно продребезжал Аполлон Романович, поглаживая заметное вздутие в районе ребер, которое обозначало лежащее во внутреннем кармане пиджака портмоне, — не стоит преувеличивать. В конце концов, это моя работа, мое призвание. Так что в случае нужды обращайтесь. Если я к тому времени еще буду жив…

Забродов рассыпался в любезностях, уверяя, что собеседник просто обязан дожить как минимум до ста пятидесяти лет — тогда, быть может, ему, наконец, найдется достойная смена. Слегка разрумянившийся от вина старикан высказал сомнение в том, что действительно достойная смена такому специалисту, как он, найдется хоть когда-нибудь; Илларион на этом основании предположил, что Аполлону Романовичу придется жить вечно. Под аккомпанемент этой болтовни, в которой Мещеряков тоже принял посильное участие, высокооплачиваемый реликт кое-как выбрался из кресла и, сопровождаемый хозяином, зашаркал в сторону прихожей.

— Так вы говорите, Грузия? — переспросил Илларион, бережно упаковывая старика в пропахшее нафталином пальто.

— Весьма вероятно, весьма, — отвечал Аполлон Романович. — Я бы даже сказал, вероятнее всего. Причем, заметьте, качество вина не самое высокое, в Грузии умеют делать лучше. Молдова тоже не исключается, но я склоняюсь к мысли, что вино все-таки грузинское… Не понимаю, как оно попало во Францию? Это что, какой-то розыгрыш?

Мещеряков помог Забродову спустить продолжающего разглагольствовать старикана вниз. Во дворе они погрузили его на заднее сиденье генеральской машины; Мещеряков приказал водителю доставить дегустатора к месту жительства, и черный «мерседес», волоча за собой шлейф белого пара из выхлопной трубы, осторожно, будто на цыпочках, скрылся в жерле злокозненной арки, что вела со двора на Малую Грузинскую.

Вернувшись в квартиру, приятели отправились прямиком на кухню, поскольку гостиная Забродова все еще напоминала банкетный зал. Мещеряков зашел туда всего на минутку, чтобы прихватить лежавшее на краю стола заключение о происхождении вина. Заключение он спрятал в свой портфель. Забродов, который в это время наполнял чайник водой из-под крана и, казалось бы, не мог видеть, чем занимается за его спиной Мещеряков, вдруг сказал:

— Мне эта бумажка, конечно, ни к чему. Только прошу не забывать, что добыл ее я. И я же за нее заплатил.

— Глаза у тебя на затылке, что ли? — проворчал генерал, подсаживаясь к кухонному столу и застегивая портфель. — Деньги я верну, если ты на этом настаиваешь…

— Я настаиваю на другом. — Забродов поставил чайник на плиту, зажег газ и сейчас же с удовольствием закурил. Мещеряков последовал его примеру: пока в квартире находился Аполлон Романович, оба воздерживались от курения. — Я лицо приватное и могу себе позволить доверять мнению видного специалиста, даже если оно высказано в устной форме, а не изложено на бумажке с печатью. Как будто бумага не может лгать! Так вот, платил я не за бумагу, а за экспертизу, и речь, как ты сам прекрасно понимаешь, вовсе не о деньгах. На чем я настаиваю, так это, чтобы ты до поры до времени воздержался от размахивания этой бумаженцией. Ты не хуже меня представляешь, что будет, если она прежде времени выплывет наружу. Начальственный гнев, финансовые проверки, газетная шумиха, истерики по телевизору — словом, буря в стакане воды. Фирму-импортера возьмут за хобот и станут трясти, как грушу. Естественно, данное ответственное занятие поручат одному из заинтересованных ведомств, и ты отлично знаешь, к чему это приведет: совершив необходимый набор ритуальных телодвижений и получив приличный откат, руководство упомянутого ведомства тихо спустит дело на тормозах. Как только поднимется шум, убийца ляжет на дно, и тогда его поминай как звали. А ведь нас, если я правильно понял, в первую очередь интересует именно убийца, а не то, каким манером дорогое бургундское вино превращается в дешевое грузинское.