Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Звонил человек, оставленный Ревазом наблюдать за домом на Малой Грузинской. Оставляя его там, Ржавый продиктовал очень кстати сохраненный его тренированной памятью номер генеральской машины, и теперь наблюдатель сообщал, что черный «мерседес» с указанным номером, оборудованный, судя по антенне, аппаратурой спецсвязи, только что свернул с Малой Грузинской в арку дома, за которым ведется наблюдение.

— Ай, молодец, генацвале! — похвалил наблюдателя Ржавый. — Порадовал, клянусь! Побудь там до моего приезда, я скоро.

Он действительно был доволен. Все его сомнения разрешились сами собой: враги собрались под одной крышей, дав Ревазу отличную возможность разом покончить с обоими, чтобы уже завтра утром, убедившись, что деньги переведены на его счет, покинуть этот шумный, горячо ненавидимый им город.

Официантка принесла кофе. Поблагодарив, Ржавый рассчитался за обе чашки, щедро прибавив на чай, поскольку пребывал в состоянии приятного возбуждения. Он залпом осушил чашку, сделав пару жадных затяжек, затушил в пепельнице сигарету и почти бегом покинул кафе.

Не успевший остыть двигатель «девятки» завелся с полоборота. Ржавый включил фары и в тусклом мерцании осветившейся приборной панели сменил обойму пистолета на новую, до отказа набитую смертями девятимиллиметрового калибра. Восемнадцати патронов в рукоятке и одного в стволе вполне достаточно, чтобы покончить всего с двумя не подозревающими о нападении людьми. Будь они хоть трижды профессионалы, все равно достаточно…

До Грузинского Вала он добрался в два счета, благо туда было рукой подать по любым, даже не московским меркам. Слегка припорошенные инеем «Жигули» некогда очень популярной шестой модели стояли у бровки тротуара метрах в десяти от узкой арки, что вела во двор старого дома на Малой Грузинской. Машина имела покинутый вид, но в щель приоткрытого окна со стороны водителя время от времени выплывали клубы табачного дыма. Останавливая поодаль свою «девятку», Ржавый подумал, что это довольно символично: его враги собрались вместе не где-нибудь, а именно на Малой Грузинской, чтобы погибнуть от руки грузина — не чеченца, не араба и даже не своего соотечественника, а именно грузина. Это выглядело как ирония судьбы, и Реваз Гургенидзе был на сто процентов уверен, что на сей раз судьба недобро посмеивается над его врагами, а вовсе не над ним.

Он набрал номер и увидел, как в темном салоне «шестерки» вспыхнула голубым светом клавиатура мобильника. Наблюдатель ответил сразу, поскольку прибытие Реваза, естественно, не осталось им не замеченным. По его словам, «мерседес» Мещерякова до сих пор оставался во дворе, куда вела арка.

— Спасибо, дорогой. Поезжай домой, дальше я справлюсь сам, — сказал ему Гургенидзе.

Наблюдатель предложил помочь; Ржавый, не раздумывая ни минуты, отказался, поскольку старался не прибегать в серьезных делах к помощи непрофессионалов. Когда имеешь дело с таким противником, как два офицера ГРУ, нужна полная концентрация внимания. В такой ситуации напарник, каждый шаг которого нужно контролировать, чтобы не наломал дров, представляет собой только обузу.

Старая «шестерка» заквохтала стартером, сотрясаясь всем корпусом, завелась, взревев и выплюнув из выхлопной трубы облако сизого дыма, и, наконец, уехала, волоча за собой по сухому асфальту длинный шлейф белого пара. Ее тормозные огни мигнули перед перекрестком, машина свернула налево и скрылась из вида за углом. Тогда Реваз тронул с места свой автомобиль и аккуратно вписался в узкую арку.

Во дворе стояло пять или шесть автомобилей, среди которых первым делом бросался в глаза громоздкий силуэт черного «бьюика». Поодаль поблескивал лаком любовно отполированный черный «мерседес» с антенной спецсвязи на крыше. Под его ветровым стеклом мерно вспыхивал и гас синий огонек включенной сигнализации.

Реваз припарковался неподалеку, вынул из-за пазухи свой успевший устареть, но по-прежнему эффективный и безотказный «Хеклер и Кох», навинтил на ствол увесистый цилиндр глушителя, положил пистолет на колени и стал ждать, терпеливый и сосредоточенный, как кошка, подстерегающая у норки глупую мышь.

Ждать пришлось недолго, минут десять или около того. За это время Ржавый успел во всех деталях изучить уютный, заросший высокими старыми деревьями двор и вдоволь налюбоваться разноцветными прямоугольниками освещенных окон. Занимаясь этим, он рассеянно думал о том, что Забродов недурно устроился на пенсии. Сам Реваз, бывая в Москве, жил на съемной квартире в Южном Бутово — местечке, которое больше напоминало другой город, чем один из районов Москвы. Там среди выстроенных на продуваемых всеми ветрами пустырях многоэтажных пластин и башен сидели на скамеечках и лузгали семечки болтливые старухи в надетых поверх домашних халатов пальто с облезлыми воротниками, а пьющая пиво на детских площадках молодежь общалась между собой на жаргоне, которого не понял бы ни один подросток, выросший в центре Москвы. Там был свой говор и свои обычаи, и тамошние обитатели, хоть и называли себя москвичами, недолюбливали коренных жителей столицы едва ли не сильнее, чем все остальное население страны.