Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Потом в тишине неосвещенного двора раздалась пронзительная электронная трель домофона. Дверь подъезда, в котором жил Забродов, распахнулась, и на тускло светящемся фоне дверного проема показался темный силуэт человека, одетого в длинное пальто нараспашку и с непокрытой головой.

Ржавый съехал на сиденье пониже, чтобы силуэт его собственной головы не маячил над спинкой, и взялся одной рукой за рукоятку пистолета, а другой за ручку стеклоподъемника. Мещеряков, если это действительно был он, вышел один, и это существенно облегчало задачу. Реваз решил, что сначала разберется с генералом, а потом займется Забродовым. Второй этап не обещал особых трудностей. Гургенидзе намеревался просто позвонить в домофон. Такие люди, как Ас, обычно не затрудняют себя расспросами через переговорное устройство домофона, а сразу открывают дверь. Тем более что в этих домофонах, как правило, отвратительная слышимость и разговаривать по ним — сущее наказание. А если вопрос «Кто там?» все-таки прозвучит, ответить можно что угодно — главное, говорить негромко, чтобы наверху ничего не разобрали. Забродов решит, что это только что ушедший приятель вернулся за какой-нибудь забытой мелочью, и откроет — возможно, не только железную дверь подъезда, но и вход в собственную квартиру. Нападения он не ждет, так что у Ржавого будет отличный шанс поймать его на мушку. А если шанс будет, Реваз Гургенидзе сумеет им воспользоваться…

Человек в распахнутом пальто сделал характерный жест рукой. Генеральский «мерседес» откликнулся на это движение громким пиликаньем и приветственно подмигнул оранжевыми огоньками подфарников. Сомнений не осталось: здесь, в темном дворе, на расстоянии нескольких метров от Реваза с его верным «Хеклером» находился его заклятый враг — генерал-майор ГРУ Мещеряков.

Генерал подошел к своей машине, еще больше сократив дистанцию между собой и Ржавым. Гургенидзе энергично завертел ручку стеклоподъемника и большим пальцем правой руки взвел курок пистолета. Как обычно, в решающий момент волнение исчезло — он был спокоен и уверен в себе, как если бы ему предстояло не застрелить человека, а прихлопнуть ползущую по холодному оконному стеклу сонную осеннюю муху.

Мещеряков обернулся на тихий шорох опускающегося стекла и потянулся правой рукой к левому лацкану пальто. Нацепив генеральские погоны, он не перестал быть профессионалом — всегда начеку и всегда при оружии, которое ему, в отличие от Реваза Гургенидзе, закон носить не запрещал, а, наоборот, предписывал. Реакция у него, как и прежде, была отменная, но это уже не имело значения — он проиграл эту схватку задолго до ее начала и наверняка сам это прекрасно понимал.

Наводя «Хеклер и Кох» на отличную мишень, которую представлял собой белеющий под пальто и пиджаком треугольник генеральской рубашки, Ржавый мимоходом подумал, как хорошо, что Мещеряков обернулся. Выстрелить противнику в спину ему ничего не стоило, потому что война — не театральные подмостки и игра в благородство здесь сплошь и рядом оказывается смертельно опасной. И все-таки приятно сознавать, что противник стоит к тебе лицом, имея пусть призрачную, эфемерную, но все-таки возможность оказать сопротивление. А еще приятнее было знать, что эта возможность его не спасет, потому что использовать ее он уже не успеет…

— Вот мы и встретились, шакал, — сказал Ржавый и трижды нажал на спусковой крючок пистолета, целясь в корпус, как учил его когда-то опытный инструктор в учебном центре спецназа ГРУ.

Мещерякова отбросило назад; ударившись спиной о дверцу своего «мерседеса», он соскользнул по ней на землю и обмяк, криво завалившись на бок.

Реваз потянул на себя ручку, толкнул дверь и, выбравшись наружу, неторопливо пошел к полусидящему на холодном асфальте человеку, на ходу поднимая пистолет для контрольного выстрела.

Илларион ткнул пальцем в светящееся оранжевое колечко сенсорной кнопки, и электрический замок противно заголосил, оповещая всю округу о его появлении. Толкнув плечом скользкое железо двери, Забродов почти вывалился наружу и одним взглядом охватил открывшуюся ему картину, означавшую, что он опоздал. Генеральский «мерседес» стоял прямо напротив подъезда, а сам Андрей полусидел, прислонившись плечом к дверце и криво завалившись на бок, с широко раскинутыми, неестественно вывернутыми ногами, напоминая отброшенную пьяным кукловодом сломанную марионетку. Длинные полы его пальто разметались по грязному асфальту, в темноте скверно освещенного двора белел рассеченный надвое галстуком треугольник рубашки.