Константин Стогний - Позывной «Крест»

А предприимчивая Саломея, унаследовав царство Филиппа, вышла замуж за двоюродного брата своей матери — Аристобула, царя Северной Сирии, и объединила Сирию в одно государство.

Слова пророка всю жизнь преследовали несчастную идумейку. Чтобы избежать беды, она спрятала десницу Иоанна в Сепфорисе, а голову в Дамаске. Лишь в старости, на смертном одре, она рассказала младшей дочери Саломее Второй свой страшный секрет…

— И ты веришь во всю эту чушь? — со своей обычной иронией спросил Виктор Светлану, выслушав ее длинный исторический рассказ.

Они уже час тряслись в крытом кузове пикапа, добираясь до израильского кибуца Генисар. Девушка молча посмотрела на Лаврова, словно хотела пояснений.

— В то, что сушеную… то есть длань можно приложить к черепу… голове Иоанна, и все начнется заново? Ты в это веришь?

— А ты? — удивленно переспросила Светлана.

— Я верю. А вот ты — не знаю. Поэтому и спросил.

— Ну вот как с тобой разговаривать, вредина? — В шутливом гневе она набросилась на беззвучно смеющегося Лаврова.

Она принялась щипать его за ключицы и за шею, отчего Виктор втянул голову в плечи, продолжая смеяться.

— Ты долго надо мной будешь издеваться, заноза ты такая? — игриво возмущалась девушка, продолжая атаковать журналиста. — Я с ним о вечном, а он…

— Ну отругай, отругай меня. Мне будет приятно! — подзадоривал ее Виктор.

— Ах, тебе приятно! — притворилась сердитой Светлана.

Действительно, после всех приключений на Голанских высотах им была нужна разрядка, и они нашли ее. Жизнь продолжалась, никто их не убил, они избежали крупных неприятностей, и это радовало. Наконец Светлана, переводя дыхание, прижалась щекой к крепкому плечу Виктора.

Конечно, после десятков лет путешествий можно было перестать удивляться всему, пресытиться этим миром. Можно было прекратить работать и, почивая на лаврах, ходить на всякого рода презентации, чтобы поддерживать пиар вокруг своей персоны; посещать светские рауты и званые ужины с миллиардерами, чтобы с умным выражением лица пробовать деликатесы и зарабатывать «сушеные плюсы»: дескать, я пил арманьяк с миллионерами. Но Виктор был не таков. Он не боялся запачкать ноги в грязи африканских болот, не брезговал отведать жареного агути с дикими племенами Амазонии, не гнушался выпить на брудершафт с вождем племени людоедов в Папуа — Новой Гвинее. Он лез в горы и исчезал в пещерах, рисковал жизнью под ледяной толщей Антарктиды и играл в футбол на Северном полюсе. Принимал роды у полинезиек и лечился мочой мула в Непале. Что еще? Самое главное!

Он принимал участие в таких обрядах, которые были за гранью научного объяснения и человеческого понимания в целом. Чего только стоили попытка открытия ворот в Шамбалу или воскрешение нацистского вождя в Южной Америке! И после этого его спрашивают, верит ли он в крещение мощами Иоанна? Конечно, верит! «Ибо каждому будет дано по вере его…» — совсем по-монашески думал бывший инок Ермолай, а ныне опять журналист-следопыт Виктор Лавров.

— Святилище в национальном парке Цепори — это и есть тайный храм города Сепфорис! — вдруг объявила Светлана.

— Ты смотри, а я и не знал! — изображая наивность, ответил Лавров.

— Там раньше и хранилась длань Иоанна Крестителя, — не обращая внимания на иронию Виктора, серьезно сказала девушка.

— И как она попала в Черногорский монастырь?

— Не знаю, — пожала плечами Соломина, — но только там можно спрятать десницу, чтобы остановить зло. Витя… Отдай мне длань.

Светлана замолчала и пристально посмотрела на Лаврова.

— С какого это перепугу? — искренне удивился тот.

— Отдай мне десницу. Я отнесу ее туда.

— Эм-м-м… — Лавров отрицательно покачал головой. — Я не могу. Отец Лука просил вернуть ее христианскому миру.

Он расстегнул заплечную сумку и достал продолговатый бронзовый тубус, похожий на термос. Светлана смотрела на артефакт, как заколдованная.

— Витя… Длань уже была у христиан, ты же видел, что из этого получилось. Отдай ее мне. Я отнесу ее туда, где ей надлежит быть.

— Да меня анафеме предадут! С ума сошла?

— Ты носишься со своим камнем, как дурак с писаной торбой, и ничего! Никто не предает тебя анафеме. А ведь подголовный камень Иешуа — тоже артефакт.

— Ты… Откуда?..

Виктор потерял дар речи, даже не сумев толком задать вопрос. Что же, его плинфа — это тайна, известная всем?