Константин Стогний - Позывной «Крест»

— Матушка, вам плохо? — перебила настоятельницу Светлана, заметив, как та побледнела.

— Нет, дитя мое. Добрая молитва всегда во благо. — Пелагея опять вернулась к повествованию, чтобы завершить мысль. — Этот город — символ разных религий и разных конфессий. Здесь много мусульман. Нет никакой дискриминации. Мы никогда не делаем различий между мусульманами и христианами. Все здесь в добром здравии — все монахини, все, кто находится в нашем монастыре. Единственное, о чем мы мечтаем, чтобы прекратились взрывы за стенами нашего монастыря.

— Да, безусловно, так оно и будет, — поддержал настоятельницу Виктор.

— Вы знаете арамейский? — вдруг спросила украинца Пелагея.

— Нет, просто у меня хорошая память, — скромно ответил журналист.

— Зачем вы лукавите, инок Ермолай? — улыбнулась настоятельница. — Чтобы так читать молитву на арамейском, проживать каждое слово, пропускать через душу каждое ударение, его нужно знать. Не уметь изъясняться, а именно знать.

Виктор впервые не смог применить свое искусство прятать эмоции. Да, он выучил арамейский, чтобы общаться с древней реликвией, которую носил с собой, — с подголовным камнем Иешуа. Но в его планы не входило это раскрывать. И сейчас он был на грани провала…

— Я, наверное, просто хороший артист, — увильнул он.

— Ну что ж, как вам будет угодно, — ответила игуменья. — Благословляю вас на все ваши благие дела! Мне пора к детям.

Осенив Виктора и Светлану крестным знамением, настоятельница засеменила в свои апартаменты, давая понять, что разговор окончен.

«Непростая игуменья, — думал Виктор. — Почему она так допытывалась, зачем мы приехали? И сейчас… вцепилась в мой арамейский, как клещ. Она что-то знает. Она определенно что-то знает…»

— Зря обидел старушку, — с печалью сказала Виктору Светлана, глядя вслед уходящей Пелагее.

— Стару-у-ушку?.. Фигассе! Эта старушка еще нам с тобой сто очков в гору даст, — возмутился Виктор вполголоса.

Действительно, матушке Пелагее было не более шестидесяти, и на старушку она ну никак не тянула.

Да, на душе у Виктора скребли кошки. Расстались они как-то не очень… Лавров не мог подобрать слов, чтобы описать расставание с игуменьей, однако он приехал в Сирию с четко поставленной задачей — найти длань Иоанна Крестителя. Об этой миссии, как и о наличии у него другой реликвии — заветной плинфы, должно знать как можно меньше людей, и тут уже было не до пиетета.

Светлана словно читала его мысли. Подходя к священному источнику в глубине монастыря, девушка неожиданно спросила журналиста:

— А что это за черный камень, о котором ты рассказывал в легенде?

Да, надо сказать, Лавров дал маху. Излагая легенду о святой Фекле, он увлекся повествованием и проболтался.

«Черт дернул тебя о нем вспомнить, Витюша… Вот такой ты разведчик», — подумал он, а вслух сказал:

— Что?.. Какой камень?

— Ну, подголовный. Что это за камень?

— Да, — запнулся Лавров, — эту легенду я слышал от одного монаха. Он уже умер… Да и мало ли люди болтают. Смотри, смотри, источник!

Виктор оживился, переводя разговор на другую тему. Он ускорил шаг и подошел к небольшой арке у самой горы, откуда долгое время брали воду монахини и приходили испить и омыть ланиты гости.

— Ему две тысячи лет. Это тот самый родник, который разрушил гору и спас Феклу, — рассказывал Виктор, зачерпывая воду в большую латунную чашу на длинной цепочке и протягивая ее Соломиной. — Попробуй!

— Ты же не верил, что гора разошлась, — прищурив глаза, напомнила Светлана.

— Но вода-то действительно волшебная, — совершенно серьезно ответил журналист, глядя, как Светлана делает глоток из чаши.

Соломина непонимающе посмотрела на него.

— Вот видишь дерево? Это абрикос, который поливают этой водой. Ему восемьсот лет.

— Ско-о-о-лько?

Виктор не лгал. Абрикос действительно был старше многих дубов на нашей планете. Могучий ствол, весь в узлах, конечно, мешал расти кроне. Но дерево было отмечено в монастырских летописях еще до 1200 года.

На планете есть места, которые для современной цивилизации являются опорными точками, — мечеть Омейядов в Дамаске, где хранится голова Иоанна Предтечи, которого почитают и мусульмане, и христиане. Маалюля, где в женском монастыре хранятся мощи Святой Равноапостольной Феклы, и, конечно, монастырь в Цетине в Черногории, где до недавнего времени хранилась длань Иоанна Крестителя. Именно ее и предстояло вернуть христианской церкви. И Виктор ни на минуту не забывал об этом.