Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Киллер к юбилею

Тапаев появился минут через тридцать. Спускался по лестнице и несколько раз оступился — то ли от выпитого за сегодняшний день коньяка, то ли от того, что он не под ноги себе смотрел, а на своего сына. Скворцова не пошла за ним следом, а осталась на верхней ступени лестницы, откуда и наблюдала за происходящим с напряжением во взгляде.

Илья обернулся и смотрел на бизнесмена с блаженной улыбкой. Точно так же он совсем недавно разглядывал Китайгородцева. Для всех у него было одно выражение лица: восторженно-благодушное. И Тапаев, хотя и был предупреждён Илюшиной матерью, всё-таки, наткнувшись на этот непонятный и неприятный взгляд нездорового человека, будто споткнулся — и встал, не дойдя до сына каких-нибудь трёх шагов, глядя на Илью с болью и какой-то, как показалось Анатолию, брезгливостью. Потом олигарх повернул голову и посмотрел на свою бывшую любовницу, мать своего несчастного сына, будто спрашивая её: «Как же так? Почему? За что это досталось именно нам?»

— Илья! — громко и властно сказала сверху женщина. — Это — твой папа!

Надо было видеть, что сделалось с бедолагой. Его улыбка расплылась до пределов, недостижимых для нормальных людей, он встал, стремительно сделал два шага, как будто хотел как можно скорее заключить давно не виденного им отца в свои объятия, но не обнял, а только выдохнул счастливо:

— Папа! Лётчик!

— Почему же лётчик? — пробормотал опешивший от неожиданности олигарх.

А Илья вдруг склонился к отцу и поцеловал его в щеку, оставив на тщательно выбритой щеке бизнесмена мокрый след. Тапаева даже передернуло, Анатолий отчётливо это видел.

— Вас — к телефону! — негромко сказал Китайгородцеву тихо приблизившийся к нему со спины охранник.

— Кто?

— Из Москвы. Сказали, что дело срочное.

Анатолий кивнул и склонился к Богданову.

— Присмотри за этим парнем, Ильич, — попросил он, указывая на тапаевского сына. — Это он только с виду такой мирный. Голову даю на отсечение — у него бывают припадки. И тогда он, при его-то силе, куролесит от души.

Китайгородцев прошел в комнату, где был телефон.

— Толик, я стал получать первые данные по твоим запросам, — донёсся далекий голос Хамзы. — Тут открываются интересные вещи, есть над чем подумать! Во-первых, сводный брат нашего клиента Юрий Сергеевич Шалыгин полтора года как не у дел. Пытается расплатиться с долгами, которые не выплатит, судя по всему, никогда. У него в принципе ни кола ни двора. Квартиры — а их у него в лучшие времена было аж две — он продал. Машину отдал за долги по доверенности. Гараж капитальный продал. Ему уж нечего больше отдавать. А он всё ещё живет. Улавливаешь?

— Я тоже к нему присматриваюсь. Допускаю мысль, что кредиторам уже не нужны его деньги. Им нужны специфические услуги. Проверьте по картотекам, не выдавалось ли ему разрешение на ношение оружия. Это важно.

— Хорошо, сделаю. Теперь ещё один человек. Виталий Степанович Вознесенский. Врач-нарколог, работает в частной клинике, лечил тапаевского сына. Два года назад Вознесенский проходил по уголовному делу. Его подопечная, больная девушка, в состоянии наркотического опьянения зарезала спящую мать-бизнесменшу. Так вот, в ходе расследования тогда выплыли интересные подробности — и появилась версия о том, что преступление девушка совершила не самостоятельно, а с подачи Вознесенского. Но доказать ничего не удалось.

— Мотивация у Вознесенского была?

— Эта наркоманка — наследница немалых маминых денег. И одновременно она — подопечная Вознесенского. Как отмечали свидетели, его влияние на неё было безграничным.

«Что-то такое Рита говорила о Романе и его отношениях с лечащим врачом. Что Роман Вознесенского боится. Что после московских процедур у Романа на этого врача рефлекс, как у собаки Павлова. Страх он испытывает…»

— У меня пока всё, — сказал Хамза. — Как там у вас? К встрече готовишься?

— Машину в аэропорт отправили.

— Хорошо, до связи.

— До связи.

Китайгородцев направился в гостиную. Там не было никого. Он взбежал по лестнице, миновал коридор, чертыхнулся, не обнаружив в приемной Богданова, который должен был его подменить, и без стука вошел в тапаевский кабинет. Клиент как раз наливал себе коньяку. Анатолий увидел, как дрожат его руки. И вообще он выглядел неважно… Поднял глаза на вошедшего, посмотрел так, словно не узнал, после чего озвучил итог собственных наблюдений за жизнью:

— Да, вот оно как бывает!

И был он очень печален в этот момент.