Евгений Бугров - Инцидент на острове Виктория

Точно, как наш Самойлов, мелькнуло в голове Булавина.

— Я вас предупредил, честь имею, — Булавин козырнул, резко отвернулся от норвежских парламентеров, стал спускаться в бункер.

Завтрак проходил в обстановке напряженной. Все ели молча, старательно прожевывая гречневую кашу с молоком. Никто не спрашивал, что будет дальше, хотя этот вопрос висел в воздухе столовой и буквально давил всех. Булавин послал Малышкина к выходу из бункера следить за норвежцами на острове, чтобы тот мог заблаговременно предупредить группу ликвидаторов о возможных непредвиденных шагах норвежцев, могущих повлиять на шаткий баланс сил, сложившихся между российскими военнослужащими и норвежскими нарушителями. «Не боитесь, Ульрих, что он перебежит к норвежцам?» — насмешливо спросил Самойлов Булавина. «Если бы он захотел к ним сбежать, то давно бы это сделал», — объяснил Ульрих Романович.

— Что сейчас будем делать, товарищ подполковник? — спросила Ольга Беленко Булавина, отодвигая тарелку с недоеденной гречневой кашей.

— Работаем по плану, — спокойно объявил Ульрих Романович.

— То есть спускаемся и продолжаем дезактивацию?

— Конечно. Мы идем вниз втроем. Ты, Кирилл, с Малышкиным ведешь с наблюдение. При любом приближении противника, даешь предупредительный выстрел в воздух и сообщаешь нам.

— Что, за время службы не наигрались в войну, подполковник? — иронично спросил Самойлов.

— А вам я советую из бункера не выходить, — жестко сказал Булавин Самойлову, — с медведями у вас контакта не получается, — насмешливо добавил он.

— Да поймите вы, им давно уже известно об этом ОВ на острове.

— Если бы они точно знали, то не приехали бы сюда, а мы бы давно получили ноту протеста.

— А вы упертый солдафон, Ульрих, — злобно произнес Самойлов, — никакой фантазии и гибкости.

— Гибкость надо проявлять в спортзале и с женщинами, а при выполнении приказа нужна твердость.

— Товарищ подполковник, — в кухню-столовую вбежал взволнованный Малышкин, — они лезут зачем-то на радиомачту!

— Кто из вас хорошо стреляет из калаша? — Булавин посмотрел на Крутихина и Иноземцева.

— Я всегда неплохо шмалял, — признался Крутихин.

— Быстро бери автомат и за мной! — Булавин резко встал из-за стола.

Они подошли к выходу из бункера, когда какой-то моряк-норвежец достиг уже середины мачты. Он двигался наверх довольно резво.

— Интересно, как он не соскальзывает с гладкой мачты? — удивился Булавин.

— Я читал где-то, что у них в НАТО для моряков изобрели какие-то специальные перчатки на липучках, чтобы во время шторма их не смыло за борт.

— Значит так, Николай, когда до флага останется метр, стреляй поверх его головы.

— Может, сбить у него с головы шапочку?

— Не надо. Еще вместе с шапочкой в комплекте собьешь и голову, тогда нам точно придется принимать неравный бой. Займи удобное положение и прицелься хорошо.

— Есть товарищ, подполковник, — весело отозвался Крутихин.

Норвежец на радиомачте напоминал черную гусеницу. Он двумя руками поверх головы схватывался за мачту, затем, изгибаясь, подтягивал тело, закреплял тело двумя ногами на стойке мачты, и снова выкидывал тело вперед. Внизу стояли командир катера и моряки, подбадривали товарища.

— Давай, Коля! — прошептал Булавин пересохшими губами.

Короткая автоматная очередь. Было слышно, как пули звякнули по корпусу мачты. Резко закричали чайки и взмыли в воздух. Человек-червяк на мачте застыл, повернул голову в сторону бункера. Булавин встал во весь рост около входа в бункер, смотрел на группу норвежцев.

Некоторые моряки вскинули короткоствольные автоматы в сторону Булавина. Тот стоял неподвижно, словно изваяние, издалека он сейчас был похож на монумент. Капитан корвета вышел из толпы моряков, несколько секунд смотрел на Булавина, затем приложил указательный палец к виску, покрутил им у головы. Поднял голову наверх, что-то крикнул своему моряку на радиомачте. Тот быстро спустился вниз на землю. До норвежских моряков было метров пятьдесят, но Булавин физически почувствовал, как от них исходят враждебные волны.

— Первый тайм мы выиграли, — Булавин хищно улыбнулся Крутихину. — Уходим, — спрыгнул на пол бункера.

Рядом с Крутихиным уже стоял Иноземцев.

— Занимай позицию, — приказал ему Булавин, — а мы идем работать.

План «ухода» родился не сразу. Идея возникла так ярко и неожиданно, что он даже испугался. Стал взвешивать все «за» и «против». «За» перевешивало. Сначала возникла цель. Цель выкристаллизовалась, затем проступили контуры плана, потом детали. Это как картинка на фотобумаге, когда ее бросают в проявитель: появляются слабые очертания, затем они превращаются в бледную картинку, и, наконец, в четкую фотографию. Но здесь нужно выбрать правильный момент, когда фотографию надо вынуть из проявителя; если задержишься с выемкой, то все фото почернеет. А Арнольд Мстиславович не хотел черной картины, он решил переписать жизнь набело.