Сергей Лебедев - Дебютант

Они ехали тогда молча. Миновали церковь, деревню, выпуклые, как паруса, пожелтевшие покосные склоны, заросшие орешником лощины, где бродит звук колокольчиков.

Обсаженная яблонями дорога пошла вверх. Из кустов порскнули кабаны, лакомившиеся падалицей. Долина была вся на виду – без единого дома. И глаз не находил места, где он мог бы скрываться: ни купы деревьев, ни ложбины. Казалось, что маклер напрасно гонит машину. Сам Калитин уже остановился бы, развернулся: они миновали какую-то незримую черту, отграничивающую жилые места, и въехали в безлюдье.

Дорога плавно изогнулась влево, приоткрывая оптический обман ландшафта, спрятавший верховой отросток долины. Там, под сенью букового леса, росшего по вершинам холмов, и стоял одинокий дом.

Дом был деревянный. Но дерево, казалось, окаменело, как бывает с крепью в соляных шахтах. Темный сруб – словно в сухих бревнах еще спали горькие, хладные соки этой каменистой земли. Зашторенные изнутри окна. Несколько яблонь вверх по склону, одичавших, утративших сорт и породу. Близкий зев леса, где заканчивается дорога, откуда тянет кремнистой прохладой ручья и прелью больших, долго умирающих буковых листьев.

Внезапно из-за холма грузно выползло сизое облако. Закрапал крупный, мягкотелый какой-то, шепелявый дождь. Маклер предупредительно раскрыл зонт, но Калитин уже шагал к дому, чувствуя на лице эти бестревожные капли, падающие из близкой тучи.

Калитин думал, что внутри будет обстановка. Вообразил себе почему-то рояль, чужие фотокарточки над комодом, красные в белую клетку скатерти, рога над камином, диван с протертой кожей. Но в доме было совершенно пусто. Лишь в камине осталась куча пепла и углей, словно предыдущие жильцы вывезли все переменное, способное переходить из рук в руки, менять хозяев, и сожгли все главное, стержневое, имеющее отношение к судьбе.

Сначала он был обескуражен, встревожен, словно пепел и впрямь был буквальным остатком чьей-то жизни. Но потом, привыкший прежде к полуказенному жилью, ощутил странное обаяние этой пустоты, которую ему предстояло заполнить новыми, его и только его, вещами. Почувствовал сумеречные чары леса. Негромкий зов холмов, их готовность встать на страже, укрыть, бдеть в ночи.

Именно в этот момент он понял, что покупает этот дом. Стоявший позади маклер осторожно прислонил к стене сырой зонт и медленно, церемонно сказал:

– Думаю, вам здесь понравится. Это хорошее место.

Шершнев сидел в переднем ряду экономического салона. Рядом, 6С, майор Гребенюк. Напарник. Им предлагали забронировать бизнес-класс, но Шершнев отказался: незачем, слишком на виду. Подполковник еще раз посмотрел на посадочный талон: alexander ivanov, 6d. У него был паспорт с визой на имя Иванова. Пока их проводили специальным коридором в обход таможни и досмотра, пограничный офицер поставил штамп о выезде.

Экипаж – авиакомпания государственная – был предупрежден, что на борту особые пассажиры. Напарник, военный техник, инженер в погонах, нес в ручной клади флакон дезодоранта из дорогой парфюмерной линейки, соответствующий авиационным требованиям: не более ста миллилитров. Марку выбрали специалисты, решавшие, какой флакон удобней и надежней всего переделывать. Был вариант отправить препарат дипломатической почтой и получить по ту сторону границы, но решили, что везти с собой быстрее и надежнее, не нужна встреча с посольским курьером, который может привести хвост.

Вылетали в ночь. Удачный поздний рейс, чтобы приземлиться ранним утром, когда сонные, уставшие пограничники и таможенники будут меньше цепляться к пассажирам. Напарник уже устраивался спать. Откинул спинку сиденья, хотя при взлете это запрещено. Старшая стюардесса не сделала замечания – знает, кто они такие.

Лайнер еще стоял у рукава. Ждали каких-то идиотов из бизнес-класса. Нажрались, наверное, подумал Шершнев. Боятся летать, вот и залили зенки.

Он, впрочем, тоже не отказался бы от глотка. Чувствовал себя неуютно. Позади устроилась иностранная пара – чехи, кажется, – с двумя детьми. Младенец вопреки опасениям Шершнева быстро заснул. А вот сидящая позади девочка, вертлявая худышка с жидкими светлыми косичками, которую он приметил еще на регистрации, где она норовила запрыгнуть на ленту транспортера, постукивала ногой по креслу Шершнева.

Удары неприятно отдавались в поясницу – эконом-класс, кресла хлипкие. Шершнев пожалел, что они не взяли бизнес. Он уже один раз обернулся, посмотрел на соплячку в упор. Девочка вроде притихла. Но через минуту начала стучать снова, уже сильнее, настойчивее.