— Кого? — удивилась Ольга.
— Да бутылки, кого же еще… Сама понимаешь, люди так их ласкали, некоторые даже в горлышко целовали… И вот они лежат, несчастные, на помойках, на обочинах…
На следующий день, в понедельник, Дорогин прибыл в контору ранним утром. Первый телефонный звонок застал его около восьми.
— Сергея Андреевича можно? — произнес спокойный, но какой-то потусторонний женский голос.
— Слушаю вас…
— От Бодренкова звонят, от Ивана Ивановича. Он очень просил вас приехать к нему на московскую квартиру. Срочно.
— Что случилось?
— Приезжайте, пожалуйста, — повторила женщина. — Только побыстрее. Можете не успеть…
Дорогин успел. Но всего лишь на столько времени, чтобы опуститься на колени перед кроватью, на которой лежал умирающий генерал Бодренков, и услышать подобное вздоху: «Прощай, Сережа». Прожил после этого Иван Иванович еще около часа, но ни слова больше от него никто не услышал.
За минуту до кончины Иван Иванович открыл глаза и взглянул на него.
Дорогин едва удержался от слез. Этого человека он любил так, как только может любить ученик Учителя.
Директор агентства «Ольга» так никогда не узнал, откуда Ольга узнала о том, что в нескольких кварталах от нее умирает старый генерал Бодренков, ее «милый, любимый, всегда существующий Учитель»… Это она записала в своем дневнике через год после того, как познакомилась с этим, по ее мнению, бессмертным человеком.
Когда Дорогин закрыл глаза покойного, последний раз поклонился ему и вышел в гостиную, то увидел Олю Шевчук и Таню Корчагину, стоявших рядом с невесть как оказавшимся в Москве Львом Фортунатовым, Таниным дедом Родионом Ивановичем Корчагиным и несколькими его сослуживцами, в числе которых были бывшие офицеры ГРУ Геннадий Корзун и Виктория Юдина. Рядом стояли жена Дорогина Тамара и ее подруга журналистка Варвара Белкина, которая и познакомила Дорогина с Иваном Ивановичем четыре года назад, когда он только начал создавать свое агентство…
…Дорогин был человеком принципиальным, иногда до жесткости; правда, его принципы не всегда лежали в плоскости общечеловеческих ценностей, как их понимают ханжи и лицемеры. Поэтому вошедшая в легенду принципиальность Бодренкова никоим образом его не шокировала. Стоя рядом с Ольгой, он вспоминал, как Иван Иванович рассказывал им о печальной судьбе своего племянника.
— Я его под пулю подвел, — сказал он тогда. Говорили о принципиальности, и его рассказ как раз служил примером. — Если бы не я, он, может, и пожил бы еще. Хотя как знать. А дело так было. Я начинал простым оперативником, в пятидесятом году, после юрфака. Проверяли нас тогда, при Сталине, жестко, и мне повезло, что я был записан на фамилию матери, а не отца. Иначе, несмотря на мои фронтовые заслуги, не видать бы мне ни университета, ни органов. Дело в том, что был у меня брат. Намного старше меня, очень намного. Я ведь родился, когда отец и мать пятый десяток разменяли… А брат был на двадцать лет старше, они оба с отцом в НКВД служили. Батя-то был старый большевик, Ленина знал, с Дзержинским работал. А когда Берия стал после Ежова аппарат чистить, их и убрали. Как говорится, десять лет без права переписки. Их обоих, как я потом узнал, сразу же и расстреляли.
Мне тогда было семь лет, а Сашиному сыну, то есть моему племяннику, — пять. Мы чудом уцелели, а его с матерью отправили в ссылку, в Казахстан. Мать вскоре умерла, а мальчишку определили в детдом. Какое там было в те годы «воспитание» — сами понимаете… Короче, стал он вором и в шестнадцать лет, сразу после войны, загремел за вооруженный грабеж. На большой срок.
Ну, а потом, когда после смерти Сталина, в 1953 году, Берия выпустил по амнистии всех уголовников, их тогда «отпускниками» называли, вышел и Володя. В двадцать с небольшим лет — законченный бандит, уже в авторитете, весь в наколках…
А через два года он снова сел. Ну и попал на зону, в которой давно назревал мятеж, — начальство там такое было, что самих сажать надо. Вовка, естественно, стал одним из заводил. Нам, правда, вовремя «стуканули», и меня туда «внедрили» — типа я мента по пьяни пришил. Там я с Вовкой и встретился. Столько лет прошло — а я его узнал. Навел справки — точно, он, племяш мой… А сделать было уже ничего нельзя.
Когда эти поднялись, зону сразу оцепили внутренние войска, танки по периметру, бэтээры… А эти бузят, «сук» всех передавили, кого знали, оружие у них откуда-то взялось, немного, правда, полдюжины наганов. Начальство все свалило — предупреждены были. Я предупредил. Пустая зона, заложников не взять — некого; короче, смерть. Тогда блатные, кто командовал, бежать решили, подкоп у них был. И с ними, ясное дело, Володя.
Читать дальше