Андрей Воронин - Му-му. Заброшенная могила

А Хвостов первый раз переспал с Мариной только через полгода после смерти жены. До этого он даже не мог себе представить, как можно изменить любимой женщине, тем более смертельно больной. Сильный духом мужчина умел сдерживать свои желания — да и учили их этому в Рязанском училище и в школе ГРУ. А потом… А потом все получилось само собой.

«Что-то стало с годами загадочных женщин…», — пропел Хвостов, включив музыкальный центр. Андрея Макаревича он почти всего знал наизусть. Три десятка лет он слушал «Машину времени», а когда Макаревич начал записывать сольные концерты, понял, что это — его Музыка. Именно так, с большой буквы. «Утренний ангел пустых бутылок, не покидай меня!» «Слишком короток век…».

А «Кино» Виктора Цоя он не любил. И «Аквариум» Бориса Гребенщикова, как ни странно. И Костю Кинчева. Это просто были кумиры его поколения — но его поколение не было кумиром Матвея Ивановича Хвостова.

Зато Марина была не просто без ума от Цоя и Гребенщикова — она считала их своими духовными учителями, гуру, то есть людьми, которые своими песнями наставили ее на Путь — и снова именно так, с большой буквы.

Хвостов над этим посмеивался, утверждая, что рок-музыканта не стоит «держать за Далай-ламу». Их просто надо слушать, отсевать то, что не нравится, и вообще относиться без фанатизма.

А еще Марина любила свою «почти тезку», Марию Семенову, создавшую в русской фэнтези «бессмертный образ» Волкодава. Она даже призналась Матвею, что он сам чем-то ей напоминает этого «русского Конана». Новый «русский Конан» не удержался и расхохотался, чем обидел свою подругу. Правда, подруга долго обижаться не умела.

Об их связи знали многие — тайны из нее никто не делал. И поэтому Марина только слегка удивилась, когда вечером в четверг, 3 июля, ей принесли бандероль, на которой было написано: «Для вас с Хвостовым». В бандероли оказалась обычная видеокассета. После того как Марина засунула ее в магнитофон и включила воспроизведение, не прошло и пяти минут, как она схватилась за голову и бросилась к телефону.

— Матвей? Матвей! Слава богу…

— Что случилось? — послышался в трубке удивленный голос Хвостова. Не прошло и часа после того, как они расстались.

— Матвей, мне прислали… Гадость такую, ты даже не представляешь… — Марина замолчала.

— Крысу, что ли, дохлую? — решил прервать затянувшееся молчание не любивший пауз в разговорах Хвостов.

— Хуже, — сказала Марина. — Ты ко мне приедешь или я к тебе?

Отношения между ними уже давно были такими, что спрашивать, можешь встретиться или нет, было не нужно. Если у кого-то одного возникали проблемы, второй автоматически отменял все дела.

— Я буду у тебя часа через полтора, если в пробке не застряну, — пообещал Хвостов.

Как назло, Марина жила в противоположном конце Москвы — в Перово. Казалось бы, чего проще — выехать с Можайского шоссе, где жил он сам, на Кутузовский проспект, свернуть на набережные и через улицы Николоямскую и Сергия Радонежского выйти на шоссе Энтузиастов? На деле это оказывалось сплошной нервотрепкой, особенно в это время суток, когда далеко не все пробки успели рассосаться. Правда, в этот раз Хвостову повезло, и он прибыл в Перово даже быстрее, чем обещал, справившись со страшным московским движением за час с небольшим.

— Ну, что случилось? — спросил он, переступив порог Марининой двухкомнатной квартиры на третьем этаже блочной шестнадцатиэтажки. — Вроде пожара нет, паленым не пахнет…

— Пахнет, Матвей, еще как пахнет, — с непонятным выражением лица произнесла Марина. — Идем…

Она перемотала пленку на самое начало, и Хвостов присвистнул, увидев на экране телевизора… самого себя. Но уже через несколько минут удивление сменилось на его лице гробовым спокойствием.

Сценарий фильма, присланного Марине, был незамысловат. Ночью на кладбище пятеро хоронили шестого. Нетрудно догадаться, что «шестым» был Хвостов.

Съемки производились с помощью специальных «ночных» камер, работавших на принципах так называемых «ноктовизоров», то есть приборов ночного видения. В инфракрасных лучах люди казались призраками, собравшимися на кладбище отметить присоединение к их обществу очередного собрата. «Кандидат» в призраки, единственный, кто был подсвечен небольшим прожектором, стоял на краю могилы со связанными за спиной руками. Его лицо было очень хорошо видно, и Хвостов — настоящий — с удовлетворением отметил, что его копия держится довольно неплохо, во всяком случае не рыдает и не просит помиловать грешную душу. Режиссеры и актер, игравший Хвостова, действительно переигрывать не стали — им было, вероятнее всего, достаточно внешнего сходства.