Дмитрий Красько - Отпущение грехов

– Жду, – сказал я и повесил трубку. А чего? Он сам сказал, что нужно заткнуться.

Я подошел к окну и навалился лбом на холодное стекло. Как это он сказал? «Держать себя в руках»? Не понравилось ему, что его «мой генерал» называют. Хорошо сказал, старый пердун. Только неужели он и вправду думал, что я испугаюсь его тона или начну проявлять уважение в тот момент, когда Контора – а вместе с ней и он сам – крупно облажались, и жертвой этого лажания стал Ружин, а по гостинице, вполне возможно, носятся толпы фанатиков, таких же диких и буйных, как тот, что на моих глазах превратил в руины соседний номер? Да пошел он на хрен, этот пень с дребезжащим голосом! Мне сейчас совсем не его бояться надо.

За окном, как ни странно, царили тишь, гладь да божья благодать. Если гэбэшники и вправду взяли «Вестников», пытавшихся замкнуть кольцо вокруг «Сибири», то сделали это тихо, аккуратно, без шума. Чисто. Не то, что фанатик-сектант, открывший огонь по номеру Ружина. Там ни о какой чистоте речи не шло.

Вспомнив это, я метнулся к дипломату, открыл его и вынул ТТ. Береженого бог бережет. С пистолетом за поясом я буду чувствовать себя не в пример увереннее. И пусть какой-нибудь свихнувшийся попробует сунуться. Я из него решето сделаю. Хотя, учитывая силу удара пули, выпущенной из ТТ, это скорее будет похоже на порванное в клочья решето.

Мной вдруг овладело состояние беспокойства. Я ни за что не смог бы сейчас усидеть на одном месте. Ибо тогда точно паду жертвой шизы. Я бегал по номеру из угла в угол, как стайер, которому нужно сделать десять тысяч и которому под это дело выделили квадрат размером четыре на четыре.

А в соседнем номере в ванной комнате томился в это время пленный ментик. Ох, с каким удовольствием я задал бы ему сейчас несколько вопросов! И он бы ответил на них, никуда не делся. Иначе я применил бы к нему такие нетрадиционные методы лечения немоты, от которых даже Эйфелева башня станет болтливее телевизора.

Но возвращаться в ружинский номер я не стал. Во-первых, с минуты на минуту мог нагрянуть полковник – черт его знает, откуда был звонок, может, из машины по дороге сюда. Он просил, чтобы я ни в коем случае не покидал пределов своего номера и не беспокоился о следах, которые остались в ружинском. И я, как ни странно, склонен был прислушаться к его советам в этих двух пунктах. А во-вторых, ментика скоро освободят – если уже не освободили – гэбэшники. Со слов полковника, они сами будут вести – уже ведут – это дело. Ну, не драться же с ними из-за одного обосранного гада, в самом деле! Тем более что мы, вроде как, в одной упряжке.

В дверь постучали. Именно так, как и говорил полковник. Два раза – пауза – еще два раза. Я подошел и открыл. На пороге стоял пожеванного вида старикашка, который вполне мог говорить дребезжащим голосом. И когда он открыл рот, я убедился, что голос у него действительно дребезжит:

– Администратор мертв, – сказал он. – Машина ему больше не понадобится.

– А с этим-то что случилось? – слабо удивился я. Сильно удивляться сил уже не было. Трупы приелись.

– Зарезали. Воткнули отвертку в горло. Кстати, мои ребята взяли здесь еще троих сектантов. Так что можете считать, что вы сегодня именинник.

– Так и буду считать. Проходите. Вы по поводу моих именин, случайно, подарочка в виде бутылочки чего покрепче не принесли?

На сей раз пришлось удивиться сильно. Потому что вместо ответа старикан вынул из кармана коричневого плаща бутылку бормотухи, гордо именовавшейся, судя по этикетке, ромом, и протянул мне. В ответ на удивленный взгляд усмехнулся:

– Берите, товарищ Николаев. Я не в первый раз замужем и представляю, что требуется человеку, оказавшемуся в вашем положении. Ну, и сам глотну разок-другой. Мне, правда, много нельзя, положение не позволяет, а вы пейте – я пойму. И, если можете, напейтесь в дымину.

Я принял бутылку из его руки, отвинтил пробку и понюхал. Пахло неплохо. Я припомнил, что ром, даже если он разлит в ближайшем подвале, можно – и предпочтительнее – пить именно из горла. И приложился к бутылке прямо не отходя от кассы, то есть – от полковника. Сделал глотка четыре и передал эстафету ему, прислушиваясь, как напиток Веселого Роджера скатывается по пищеводу, обжигая его, в желудок, и уже оттуда теплыми, успокаивающими волнами разливается по всему телу.

Полковник тоже пару-тройку раз глотнул и вернул мне бутылку, сообщив:

– Я – пас. Остальное ваше. Пойдемте пока побеседуем относительно будущего. Полагаю, эта тема вас сейчас очень интересует. – И, словно это он был хозяином номера, а не я, прошел в комнату и уселся в кресло.