Дмитрий Красько - Отпущение грехов

– Любовь от толщины не зависит! – авторитетно заявила она.

– Да?! – поразился я. – Ты полагаешь, все дело в длине?

Она состроила забавную гримаску задумчивости, потом расхохоталась и привычно залилась краской. И стала закусывать.

Вот так мило мы с ней и сидели. А у стены в полной боевой готовности раскорячилась кровать.

Анжела сопротивлялась недолго. После полутора бутылок мы уже сидели более чем рядом (я – в кресле, она – у меня на коленях) и целовались взасос. Моя рука самым нахальным образом шарила под ее коротенькой юбкой. Правда, добраться до трусиков с целью снять их Анжела пока не позволяла – каждый раз, хихикая и краснея, отбрасывала наглую конечность. Дескать, щупать – щупай, а дальше – не смей.

Но я был настроен весьма решительно. Мои брюки уже рвались по швам в определенном месте, так что отступать было поздно. Да и некуда.

Решив, что поцелуев хватит, – губы тоже не казенные, в самом деле, а они натурально болели, в порыве страсти продавленные зубами, – я споил нам еще бутылку вина и, подняв Анжелу на руки, отнес на кровать.

На этот раз она даже не думала сопротивляться. Все ее речи, произнесенные днем в фойе «Ангары», как я и ожидал, оказались просто болтовней. Она знала, на что шла. И я тоже знал. Поэтому, поудобнее устроив девушку на кровати, я принялся за самое увлекательное занятие на свете – для настоящего мужика, разумеется, – а именно: стал раздевать женщину.

Захватывающий процесс – сперва помочь снять водолазку, белую, как снег, и открыть плоский живот и высокие груди, прикрытые белым лифчиком. Потом – юбку. Потом… Ну, в общем, и так далее, до полного неглиже. Я откровенно наслаждался, как почитатель импрессионизма, обнаруживший в сундуке своей бабушки запыленный подлинник Гогена. Думаю, Анжела тоже получала удовольствие от процесса, потому как тяжело и возбужденно дышала, прикрыв глаза.

Потом она раздела меня, и мы оказались в постели, переплетенные, как клубок змей. Как это все происходило, я почти не понимал – страсть и вино стерли черты реального, мы словно потонули в каком-то дурмане. Наверное, нечто подобное испытывают наркоманы, наширявшиеся своего зелья. Я не знаю, я не пробовал. Но подозреваю, что наши ощущения были сходными – экстаз, эйфория, назовите, как хотите, суть от этого не изменится.

Я облизывал ее упругие груди, прикусывал соски, она в ответ стонала и с силой сжимала меня ногами. Когда же пальцы добрались до ее затвердевшего клитора, стоны перешли в поскуливание, а моя спина познала радость общения с ее острыми ногтями. Я решил, что хватит ласк, пора переходить к более близкому – или глубокому – знакомству, и вошел в нее, подбадриваемый голосом и волнообразными движениями таза. Я хотел ее, она хотела меня, настал момент, когда оба добились желаемого. Что может быть лучше?

Да ничего. А вот хуже – может. Это когда в дверь раздается стук и голос Ружина неуверенно спрашивает:

– Чубчик, ты уже здесь?

В лучших традициях многосерийных фильмов. На самом интересном месте следует заставка «Конец очередной серии».

Я застонал в бессильной злобе. Понятное дело, ни о каком сексе теперь речи быть не могло. По крайней мере, на ближайшие пару часов. Говорят, что заниматься сексом, ежесекундно рискуя засветиться за этим занятием – невероятно возбуждающе. А вот я почувствовал себя бревно бревном, лежа на Анжеле, которая тоже прекратила работать тазом и теперь вытянулась подо мной, закрыв глаза и вцепившись руками в простыню. Верхние зубки впились в нижнюю губу, и я вдруг подумал, что этак ее, пожалуй, недолго и прокусить. Поэтому наклонился и легко поцеловал девушку в уголок рта. Она слегка расслабилась.

Но хуже всего было то, что от неожиданности мышцы влагалища сжались, и я не мог скатиться с Анжелы, подойти к двери и набить табло суперорлу Олегу Ружину, который не смог найти для визита более подходящего момента и теперь бормотал из коридора:

– Эй, Чубчик, ты там?

– Да, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. Кажется, из этой затеи ничего не получилось, но Ружин, услышав ответ, невероятно возбудился. Почти как я получасом раньше.

– Ну, наконец-то! А я думал – куда ты делся? Мне нужно с тобой поговорить.

– Мне тоже нужно с тобой поговорить, – я заскрипел зубами. – Только попозже, хорошо? Я сам к тебе зайду. Нужно еще кое-какие дела уладить.

– Хорошо, – легко согласился он. – Я у себя подожду.

Мы услышали, как удаляются его шаги по коридору. Мы бы услышали и их приближение, не будь сверх меры заняты в тот момент.