Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Я постарался выполнить просьбу, но не был уверен, что из этого вышло что-то стоящее, а потому на всякий случай постарался что-нибудь сказать. К крайнему удивлению, это у меня получилось.

– Полковник? – пробулькал я для разминки.

– Ну, наконец-то! – обрадовался он. – Уж я и то думаю – не может человек проваляться без сознания трое суток после обыкновенного избиения, когда у него даже почки и селезенка целая. Хотя тут тебе повезло. Жутко повезло.

– Полковник? – на всякий случай я решил додавить свой вопрос.

– Ты что-то хочешь сказать, парень? – заинтересовался он.

– Да ты дурак, что ли? – взорвался я. Голос зазвучал на удивление громко. Первоначальное бульканье, получается, было лишь следствием того, что я долго не практиковался. Теперь все наладилось. Тембр при избиении почти не пострадал. Будь я гитарой или, к примеру, роялем, то невероятно обрадовался бы этому обстоятельству. Но я был человеком и особых причин для радости не видел, больше переживая о других деталях организма. – Я что, не русским языком спрашиваю? Ты – полковник Ацидис или нет, идиот?!

– А вот ругаться ни к чему, – слегка обиженно, но все так же устало сказал он. – Тем более такими словами. Да, я Ацидис.

– Полковник, – облегченно прошептал я. – Добрый день. Как дела, полковник?

– Да потихоньку, – неопределенно протянул он. – Кости ноют…

– Да нет, – оборвал я. – Как мои дела? Честное слово, можешь смеяться, но пока ты не заговорил, я думал, что умер. Что там со мной?

– Там с тобой ничего особенного, – проговорил Ацидис, и в его голосе была усмешка. Впрочем, не злая. – Избили тебя серьезно – несколько ребер сломали, руку, ногу. Доктор говорит – что-то вроде семнадцати переломов. Но ни одного опасного, так что можешь не переживать – срастутся быстро. Ну и, тебе, конечно, повезло – все внутренности целы, да. Чего о наружностях не скажешь. Если честно, ты как вождь негритянского племени выглядишь – такой же синий и такой же пухлый. Но доктор говорит, что это тоже не страшно – недельки через две о синяках и думать забудешь. Правда, денька через три тебя зуд начнет терзать. Так что готовься.

– Всегда готов. Вот, значит, почему я ни глаз открыть не могу, ни руками-ногами пошевелить.

– Ерунда, – возразил он. – Пошевелить ты можешь. Левой ногой, во всяком случае. Просто, наверное, не чувствуешь этого.

– Может быть, – я не стал спорить. – А почему я жив?

– Моя работа, – и снова в голосе Ацидиса проскользнула усмешка. – Когда ты Гаврилу Сотникова нам передал, я сразу в контору приехал. Все равно заснуть не мог дома, до двух ночи проворочался, потом на кухне сидел, курил. Ну, мы с Гаврилой и переговорили по душам. Он, по-моему, не совсем пропащий – образования человеку не хватило, вот и вляпался в дерьмо. Но вляпался по уши, так что отвечать теперь будет по полной схеме. Думаю, пожизненное мужику впаяют… Но суть не в этом. Гаврила раскололся почти сразу – полупьяный был, к тому же совесть в нем проснулась. Выложил сразу, что думает по поводу нас, себя и секты, и еще много сверх того. По тебе, кстати, прошелся, – сказал, что ты страшный тип, потом подумал и сказал, что не настолько страшный, насколько хочешь таким казаться – аж из кожи вон лезешь. А еще сказал, что ты зря поперся к Катаеву, потому что там тебе все наследство вырежут, потому что Катаев шутить не любит. Ну, тут я на него поднажал маленько, он все остальное выложил. И через каждые пять минут приговаривал: «Я его предупреждал, чтобы не ездил к Катаеву до собрания. Так все равно поехал, нутром чую!».

– Верно, – я вздохнул. – Он предупреждал. Кто ж думал, что он от души предупреждает? А я, правда, чуть по самые помидоры не влип, когда туда приехал. Но ведь выкрутился. Обратно меня Катаев самолично с шиком довез.

– Везучий человек, – согласился Ацидис. – Ну, к Катаеву мы за тобой все равно не успевали. Однако я направил-таки туда троих парней для подстраховки. Они там вообще никого не застали. А на собрание я спецгруппу в десять человек отрядил. Все ходы-выходы должны были перекрыть. Под контроль-то они их взяли, а вот ваш приезд проморгали. Говорят – вы слишком рано прибыли. Тебя они вообще в лицо не знали, а Катаев не по форме был одет – в рванине какой-то.

– Это его роба сторожа, – объяснил я. – Я ему переодеться не разрешил. Он на меня, кажется, за это обиделся жутко. Кстати, о птичках: что с этим гусем?

– Уже не сердится, – успокоил Ацидис. – Потому что мертвый. Козодой тоже. Вообще, когда ты стрелять начал, мои парни здорово перепугались – не ожидали ничего подобного. Парочка еще долго поносом страдать будет, только вот не знаю, от чего больше – от стрельбы или от выволочки, что я им устроил за то, что они чуть всю операцию не провалили. Но, слава богу, не провалили. Успели тебя спасти. Так что, можешь считать, что в рубашке родился.