Александр Тамоников - Остров террористов

Партнер покойного пытался справиться с охватившей его дрожью — волнение так и лезло. «Заземлить бы человека», — сочувственно подумал Андрей. Йозеф Геббельс был, конечно, редкой сволочью, но его нетленный постулат про «чем чудовищнее ложь» удивительным образом работал.

— Всем остаться в гостиной, — распорядился Андрей, — никуда не выходить, меж собой не общаться. Любая попытка кому-то позвонить или воспользоваться Интернетом будет расценена как государственное преступление. Очень прошу не делать этого — все звонки из этого дома уже отслеживаются Технической службой.

В дверь постучали. Андрей открыл. Вторглись двое в невзрачных костюмах и с сосредоточенными лицами. Веприн неплохо смотрелся в очках, Полянский — с приклеенными усиками.

— Это агенты Хэнк и Вильямс, — представил коллег Андрей. — Они имеют ордер и все положенные инструкции. Приступайте, господа.

— Но, подождите, — взмолился Марк. — Так нельзя, мы не можем, вы нарушаете наше неотъемлемое право… Мне с утра на работу!

— Вы не шутите? — улыбнулся Андрей. — Не рассказывайте сказки, Марк. Вы работаете по субботам? А что касается вашего «неотъемлемого права» — то мы поговорим о нем в другое время и в другом месте. Прошу вас сесть — куда хотите, но вы должны остаться в этой гостиной. По мере надобности вас будут вызывать.

— Но мне домой надо! — пискнула перепуганная Моника. — Я еще ребенок, у меня родители! Они будут меня искать…

— Ничего, — отрезал Андрей. — Ваши родители знают, где вы находитесь. Придут за вами — мы с ними проведем беседу. Констебль!

Распахнулась парадная дверь, и на пороге образовался Гена Смолич в блеклом клетчатом костюме. Его распирало от важности:

— Слушаю, сэр!

— В дом никого не впускать и никого не выпускать! Будут упорствовать — вызывайте меня!

— Да, сэр! — дверь захлопнулась.

Начался какой-то цирк. Люди подчинялись, но возмущению их не было предела. Шелли бурчала, что это произвол, что, когда все закончится, она будет жаловаться в суд по правам человека! Она ни в чем не виновата! И муж ее (который обильно потел и являл полную противоположность ее словам) ни в чем не виноват! «Я не понимаю, что происходит, — ворчал доктор Портер, — нас хотят обвинить в смерти Алекса? В смерти, которая наступила от инфаркта? Что происходит? Пожалели бы вдову и ребенка!»

— Хочу внести ясность, господа! — сказал Андрей. — Полиция предоставила Объединенному разведывательному комитету и главе нашей службы сэру Эндрю Паркеру подробное медицинское заключение, согласно которому Алекса Фридмана отравили сильным ядом растительного происхождения! В доме в тот день находились только вы. Так что умерьте свой пыл, это вынужденная мера. Хэнк, проследите, чтобы эти господа никуда не растекались. Вильямс, подойдите ко мне!

— Командир, что нам делать? — забормотал Полянский, делая на всякий случай деловую мину. — Мы ходим по краю. Можем загреметь в английскую тюрьму до конца дней. Она, конечно, лучше, чем тюрьма в Камбодже, но я бы предпочел норвежскую…

— Один из вас должен постоянно находиться с этими живчиками, — зашептал Андрей, — не выходить из образа. Есть шанс, что информация, которой кичился Фридман, записана на носитель и спрятана в доме. Перерыть тут все. Особенно в кабинете. Но беспорядок не наводить — мы воспитанные люди. Вдова возражать не будет — ей нужно, чтобы все быстрее закончилось. Дочь я приструню. Нас мало, но что делать? Надеюсь, нам поможет горничная… Ты прав, Максимка, все очень зыбко и опасно, давай молиться, чтобы до утра нас не повязали…

Он в одиночестве обходил здание, отключая ненужные чувства. Здесь не было запутанных переходов, темных закоулков. Из кухни имелся отдельный выход на торцевую сторону особняка — и им, похоже, пользовалась только Франческа. Больше в этом средоточии сковородок, холодильников и книг о здоровом питании не было ничего интересного. Слева от холла, в коротком коридоре, — бильярдная комната. Еще имелся стол для тенниса и велотренажер. Этот коридор обрывался выходом на узкую лестницу. И главная лестница, и северная выходили в коридор второго этажа. Здесь было несколько дверей — гостевая комната, «детская», разделенная на два смежных помещения, кабинет Фридмана. За лестницей — хозяйская спальня, еще одна гостевая комната. Он медленно обходил помещения, пытаясь обнаружить что-нибудь любопытное. Что он хотел обнаружить? Его преследовал тоскливый взгляд Эммы, которая осталась в холле. Действительно, противно — рыться в чужих вещах. Он принял решение: пока обыскивать только кабинет. Все остальное — в присутствии Эммы. А то не красит это дело светлый образ российского офицера…