Евгений Сухов - Искупление вины

После обеда подъехал Елисеев и сказал, что нужно срочно выезжать в Управление. Не сказав ни слова, Аверьянов отложил в сторону пилу с недоделанной работой и отправился за ним.

Волостнов выглядел угрюмым, но держался просто и ровно, как всегда. Михаил догадался, что предстоит непростой разговор.

— Сегодня будет последняя радиограмма, и на этом ставим точку, — глуховатым голосом объявил майор. — Текст радиограммы таков: « Петергофу. На запад не прорваться. Усилены меры контроля. Повсюду патрули. Трудно сказать, с чем это связано, но сейчас Вологда напоминает прифронтовой город. Обходными путями пришли в Буй. Передвигаться дальше с рацией опасно, решили ее припрятать. Как только представится возможность, сразу же выйдем на связь. Сейчас двигаемся на Урал. Маз ». Все! Больше не будем портить кровь майору Петергофу, иначе его здоровье может не выдержать такой нагрузки. Все это нужно зашифровать.

— Сделаю, Лев Федорович.

— И еще вот что… Как отправишь радиограмму, сразу же поднимайся ко мне. Есть серьезный разговор.

— Хорошо, Лев Федорович, — ответил Михаил и неслышно вышел за Елисеевым.

Оставшись в одиночестве, Лев Федорович взял со стола распечатанный конверт, пришедший накануне, вытащил из него письмо, заверенное гербовой печатью, и вновь перечитал. Пришло официальное сообщение о том, что он переводится на новое место работы — в Москву! Ожидало повышение, вот только вряд ли его оставят в столице. Да и желания особого не возникало. Скорее всего, в очередной раз отправят укреплять какую-нибудь периферийную область. Так даже к лучшему — поменьше можно будет оглядываться на московское начальство. Сам себе хозяин!

Оставалось одно важное дело, которое следовало завершить, — операция «Барин». Если не удалось Аверьянова реабилитировать подчистую, то следует как-то поудачнее вывести его из-под удара. После того как он уедет в Москву, вряд ли ему кто-то сумеет помочь — будет отбывать оставшийся срок. А набегает немало, целых семь лет. В заключении время идет куда медленнее, чем на воле. За колючей проволокой с ним может произойти все что угодно. Там не санаторий, может тяжело заболеть и выйти на свободу инвалидом, его могут «поднять на ножи» уголовники, содействие следствию от них не укроешь, может просто сгинуть где-то в заледенелых пластах вечной мерзлоты. Михаил Аверьянов достоин куда лучшей доли, и очень жаль, что у него не получилось добиться помилования. Впрочем, есть кое-какой выход. Подняв трубку, майор сказал:

— Соедините меня с Прокофьевым.

Волостнов сдружился с Павлом Прокофьевым во время учебы в институте. Позже судьба развела их в разные стороны — сам Лев Федорович стал слушателем Центральной школы ОГПУ, а Прокофьева направили в секретариат Президиума Верховного Совета СССР. Обо всех решениях, в том числе и помилованиях, Прокофьев узнавал одним из первых.

Уже через минуту он услышал жизнерадостный голос старого приятеля:

— Лев Федорович, как ты вовремя, я как раз хотел тебе звонить.

— Что-нибудь есть для меня? — понизив голос, спросил Волостнов.

— Ты о своем подопечном? Могу тебя порадовать, твое обращение дошло куда следует. Комиссия при Президиуме учла все обстоятельства вашего дела и время операции засчитала Аверьянову за отбывание срока. А сам срок заключения сократила с восьми лет до трех. Я тебе вышлю решение о помиловании.

— Спасибо, Павел, — неожиданно расчувствовался майор. — Это уже кое-что. Будем бороться дальше, может, что и получится.

Перевернута страница в последнем деле, которое предстояло решить. За него это никто бы не сделал, да и вряд ли еще кого-то интересует судьба обычного заключенного.

Негромко постучавшись, в кабинет вошел Аверьянов.

— Отстучал радиошифровку?

— Да, все отправил, Лев Федорович. Операции «Барин» конец?

Михаил держался с напускным безразличием. Может быть, даже слишком напускным, что совершенно не вязалось с сегодняшним днем. Но его понять можно, не каждый день случается перелом в судьбе. Который уже по счету… И всякий раз — один хуже другого. Какое испытание выпадет в этот раз на его долю, никому неведомо.

— Да, конец… Меня переводят в Москву. Хочу привести все свои дела в порядок, в том числе в радиоигре «Барин». У меня для тебя есть новость. Твой срок сокращен до трех лет. Конечно, каждый день в заключении равносилен году на воле, но все-таки это уже кое-что. Время работы в операции «Барин» также вошло в срок. Так что тебе отбывать немногим более двух лет.