Евгений Сухов - Искупление вины

— Мой фюрер, произошло какое-то недоразумение, — залепетал Канарис. — Я сейчас же свяжусь с начальником Генерального штаба, и мы…

— Не нужно ни с кем связываться, с сегодняшнего дня Гальдер находится в резерве, — резко бросил Гитлер и, не попрощавшись, положил трубку.

Ноябрь 1942 года

— Курьер не добавил ничего нового, товарищ майор, — докладывал Елисеев. — То, что он сообщил, нам уже известно. Правда, есть некоторые изменения в Псковской разведывательной школе, на восемьдесят процентов поменялся преподавательский состав. Сейчас в основном там работают бывшие советские офицеры.

— Что ты предлагаешь? — спросил майор Волостнов.

— Можно просто оборвать связь с Петергофом, наша задача выполнена.

Лев Федорович отрицательно покачал головой:

— Мы не должны дать немцам никаких сомнений в том, что все это время Филин работал под нашим контролем. С немцами нужно работать тоньше и аккуратнее, пусть даже задача выполнена полностью. Подождем еще… А заодно поиграем у нашего старинного друга Петергофа на нервах. Признаюсь откровенно, за эти девять месяцев я к нему очень привык, — улыбнулся он. — Когда закончится операция, мне его не будет хватать. Сделайте вот что, отправьте телеграмму вот такого содержания:

« Петергофу. Ждем курьера. В назначенное время он не прибыл. Почему он задерживается? Что с ним? Маз ».

Последние несколько дней дела у майора Гемприх-Петергофа складывались не лучшим образом. От своего однокашника, работавшего в «Лисьей норе», он узнал, что руководство изменило к нему свое отношение и собирается перевести на новое место. Причину неудовольствия адмирала Канариса назвать не мог, но обмолвился о том, что это может быть как-то связано с тем, что за последнее время участились провалы в работе «Абвера».

На новое место переведут с понижением. Здесь он хозяин, имеет собственное подразделение, несколько команд, школу, разрабатывает операции, чем может помогает фронту. А вот чем он будет заниматься в другом месте, это большой вопрос. Самое скверное, что может попасть к какому-нибудь молодому хлыщу, который будет потакать им, невзирая на прошлые заслуги. Могут отправить и на фронт. Такие случаи уже были. Но это худший расклад. Обычно разведку все-таки не трогают.

Спасти его репутацию и вернуть доверие командования может только какая-нибудь блестящая операция, получение разведданных, которыми может заинтересоваться Генеральный штаб. Но Филин, наиболее ценный его агент, затаился где-то в городе. Отправленный к нему курьер тоже отчего-то молчал.

В дверь раздался короткий стук, после чего в кабинет вошел обер-лейтенант Голощекин.

— Что у тебя? — раздраженно спросил майор.

— Пришла радиограмма от Филина, — протянул листок обер-лейтенант.

Майор взял радиограмму, прочитал:

« Петергофу. Были в условленное время в среду и в пятницу на почте, однако курьер не появился. Почему он не прибыл? Есть ли о нем какие-то сведения? Маз».

Гемприх-Петергоф перечитал радиограмму. Еще одна неприятность… Какая же по счету за последнюю неделю?

— Вы мне рекомендовали курьера, обер-лейтенант? — строго посмотрел он на Голощекина.

Тот смело выдержал взгляд и ответил:

— Так точно, господин майор!

— Вы уверены в нем?

— Он был лучший в группе. Перешел на нашу сторону сам. Украинец из Харькова. Отец и мать репрессированы. Мы проверяли.

— Каким образом?

— Когда русские отступали, часть архива Харьковского НКВД нам удалось захватить. Все, что он рассказал, соответствовало действительности. Его отец и мать были расстреляны практически сразу же после ареста, их обвинили в связях с польской разведкой и в шпионаже на Германию.

— Для этого есть какие-то основания?

— Трудно сказать, но его тетка живет под Варшавой. Не исключено, что какие-то контакты и существовали. Во всяком случае, у него вполне достаточно оснований, чтобы ненавидеть большевиков. Хотя в его биографии присутствует факт, который заставил меня сомневаться.

— Что именно?

— Он работал на сталелитейном заводе и подавал документы в партию. Его не приняли, учитывая запятнанную биографию.

— Вы спрашивали у него, почему он подал документы в партию?

— Спрашивал, он мне ответил, что иначе было нельзя. Говорил, что просто хотел выжить. Но его не приняли потому, что родители были «врагами народа».

— Как вы думаете, он не переметнулся обратно к русским?