Александр Золотько - Под кровью — грязь

Все стало понятно. Мир снова принял четкие очертания. Есть человек, виновный во всем. И этого человека нужно будет наказать.

Агеев почувствовал, как успокоительное тепло превращается в огонь, который вначале затлел где-то в груди, а потом полыхнул в голове. Это действительно будет последнее дельце. Солдат потом разберется во всем, узнает, откуда у ублюдка такая информированность.

Агеев оглядел сидящих. Эти его поддержат. Бес и Блондин за бабки, Стрелок – он, наверное, захочет тоже все выяснить, Наташка… Наташка сможет немного поиграться с этим мужиком.

– Мне кажется, нам нужно будет прижать этого… Крутого, – сказал Агеев.

– Что? – не понял Бес.

– После всего этого поговорить с ним откровенно. Откуда он такой умный, кто нас всех ему сдал, – Агеев посмотрел на Беса и торопливо добавил, – выяснить, где все деньги.

– В этом что-то есть, – неторопливо сказал Стрелок. – Мне бы не хотелось, чтобы меня снова кто-то нашел.

Бес молчал, и Агеев принял его молчание за одобрение.

– Мы с ним так поговорим, что он все скажет. Правда, Наташка?

Наташка поежилась, медленно повернулась к печке спиной. Ее взгляд остановился на Стрелке, потом переполз на лицо Агеева.

– Поговорим, – тихо сказала Наташка, облизнув губы, – накопилось слишком много долгов.

Агеев почувствовал, что ему захотелось есть. Все нормально. Все будет хорошо. Он докажет этому гаду, что с Солдатом никто не может так поступать. Никто. Осталось только поговорить с Блондином.

– Бес, ты уже поел?

– Ага.

– Пойди смени Блондина.

– Без проблем, – сказал Бес и встал.

Вот ублюдки, подумал Бес. Это ж на кого они хвост подняли? Ладно, не будет Бес спорить с ними, еще замочат. Бес это обсудит с Крутым.

Бес надел влажную куртку, шапку, взял с дивана автомат и вышел из халабуды. Деньги они хотят, суки.

Бес поднял воротник. Холодно.

Бабки им нужны. Крутой им не указ. Ладно.

Бес зло сплюнул. Он искренне обиделся на всех из-за Крутого. Тот неожиданно стал для Беса единственным человеком, которому Бес доверял. Это было необычное ощущение, это был не привычный для Беса страх, а что-то очень напоминавшее уважение. Кроме этого, подумал Бес, отправив Блондина греться, так деньги можно будет поделить только на двоих. Крутому и ему.

Бесу даже показалось, что на улице потеплело.

Его били по лицу. Вот сволочи, подумал Гаврилин, какого черта. Такое впечатление, что удары доносятся откуда-то издалека, хотя сомнений в том, что бьют по его лицу, у Гаврилина не было. И еще кричат. Тоже издалека. Километров с десяти, предварительно засунув в рот подушку средних размеров.

Господи, почему ему так плохо? Почему… Стоп. Почему ему вообще хоть как-то. Ведь его должны были убить. Палач наклонился к нему, посмотрел прямо в глаза… А потом кто-то стал бить Гаврилина по лицу.

Нужно попытаться открыть глаза. Нужно. Гаврилин подумал об этом как о чем-то к нему не относящемся. Открыть глаза. Чем? И чьи?

– Твою мать, – уже значительно явственней услышал Гаврилин, и на лицо ему выплеснулось что-то холодное. Рот, как оказалось, у Гаврилина был открыт, поэтому вода попала в горло, и Гаврилин закашлялся.

Больно то как, подумал Гаврилин, пытаясь перевернуться и прокашляться. У него дико болела шея, возле самого основания черепа, за ухом.

– Очнулся? Нет? – голос знакомый и требовательный, нужно открыть глаза.

Гаврилин застонал. Веки были тяжелые, к тому же, вода заливала глаза, поэтому весь процесс поднимания век занял почти минуту, а потом еще минуту Гаврилин пытался понять, что же именно находится у него перед лицом.

Глаза. Чьи-то неподвижные глаза. На чьем-то неподвижном лице. Знакомом лице. Потом…

Черт. Гаврилин вспомнил все разом и попытался встать. Вернее сесть. За что был наказан приступом боли.

– Очнулся, – удовлетворенно сказал кто-то слева.

Гаврилин покосился в сторону голоса. Ага, таки Хорунжий появился, шевельнулась вялая мысль.

– Что здесь у тебя произошло? – спросил Хорунжий.

– Помоги встать, – попросил Гаврилин, пошарив вокруг себя руками.

Хорунжий ухватил Гаврилина подмышки и помог подняться.

– Постоишь, или помочь сесть? – спросил Хорунжий.

– Сейчас, – сказал Гаврилин, прислушиваясь к своим ощущениям, – лучше я сяду.

– Тогда давай сразу в кресло, – предложил Хорунжий.

– Дав… ой, мама, – Гаврилин схватился за шею.

Хорунжий почти подтащил Гаврилина к креслу и усадил в него.

– Пришел в себя?