Александр Золотько - Зубы Дракона

Перегрузка вдавила Шатова в подушки. Комок подступил к горлу.

Шатов закрыл глаза. Перед ним разверзлась бездна, в которую водопадом уносилась вселенная. Звезды и туманности, размазываясь по черной бумаге пространства, превращались в желтые полоски, переплетающиеся друг с другом в толстый упругий жгут.

Жгут раскалился до белого цвета, Шатов попытался зажмуриться и вспомнил, что и так лежит с закрытыми глазами. Комок огня рос, заполняя собой вселенную, огненная, покрытая оспинами лопающихся пузырей, поверхность – приближалась к Шатову. Шатов попытался оттолкнуть ее. Левой рукой.

Ладонь прилипла к раскаленному комку, боль пронзила каждую клеточку Шатова, словно это вернулся приступ. Шатов закричал, боль разом исчезла, и все вокруг заполнила тишина. Мертвая, безжизненная тишина.

Шатов попытался застонать, но тишина проглотила и это звук.

И дышать этой тишиной было необыкновенно трудно. Она не хотела проникать в горло. Она не хотела наполнять легкие. Она, проникнув наконец в них, не хотела убираться наружу. Она хотела поглотить Шатова.

И послышался звук.

Далекий и слабый, словно звон комара. И, словно звон комара, раздражающий и несущий в себе угрозу.

– Шатов, – донеслось с другого края вселенной. – Ты куда пропал, Евгений Шатов?

Вита, это Вита, узнал Шатов и испугался. Снова испугался. На этот раз – за Виту. Что она делает здесь, в ледяной тишине? Ей нельзя здесь быть. Нельзя. И ей нельзя сейчас видеть Шатова. У него все еще на руках кровь. Чужая, бессмысленно пролитая кровь.

– Шатов! – снова позвала Вита. – У тебя родился сын. Евгений Шатов, у тебя родился сын.

Шатов попытался зажать руками уши, но тело ему не подчинялось. Оно подчинялось только тишине, а та требовала одного – неподвижности.

Они неподвижно стоят перед домом. Вита, Шатов и их сын. Ему уже почти сем лет, их сыну. И они стоят во дворе собственного дома. Ночь. Безжизненный свет уличного фонаря. Они не могут попасть в свой дом.

Там кто-то есть. Там кто-то, кого уговаривают сделать что-то, совершенно непонятное ни Шатову, ни Вите. Они могут только стоять и ждать. Стоять, сжимая руки своего сына, и надеяться, что все это скоро пройдет.

Шатов помнит… Шатов твердо знает, что это не может закончиться благополучно. Он это знает, но не может предупредить Виту. Не может ее предупредить, губы не двигаются, их выморозила бесконечность. Их выморозила бесконечность, и парализовал страх.

Что-то происходит за темными стеклами дома. Что-то, решающее их судьбу. Страшно. Начинает хныкать сын, и Вита что-то спокойно говорит ему. Голос звучит четко и ясно, но Шатов не может понять ни слова. Только звук голоса.

И пронизывающий взгляд сзади. Шатов чувствует, как ледяное жало этого взгляда, скользит по спине, оставляя набухающие болью раны.

Толчок, Шатов не видит, что происходит с его сыном, но понимает, что происходит что-то страшное, что-то, что не должно происходить с ними. Но происходит. Шатов понимает это по страшному крику жены. И Шатов не может пошевелиться, он словно пришпилен ледяным взглядом к холодной земле.

Снова кричит Вита. Кричит страшно, надсадно.

Она не должна так кричать. Нельзя этого допускать. Шатов напрягается, двигается вперед и чувствует, как зазубренный взгляд раздирает его плоть. Ничего, нельзя останавливаться, нужно продолжать движение. Не обращая внимания на боль. Двигаться и соскользнуть с этого жала.

Боль внезапно кончилась, оставив после себя только пустоту. И в пустоту эту, в эту рану устремилась темнота, заполняя душу Шатова.

Устоять. Устоять.

Шатов пытается оглянуться, увидеть Виту, но темнота уже захлестнула мозг, и перед глазами Шатова какая-то другая женщина бьется над убитым сыном, а сзади к ней приближается черный силуэт.

Медленно наплывает из безмолвия, взмахивает рукой… Плавный жест, словно рука движет смычком, но в руке нож. Женщина захлебывается кровью, а Шатов захлебывается болью и темнотой.

Черный силуэт медленно поворачивается к Шатову. Очень медленно. Лицо скрыто под черной маской, рука медленно поднимается к ней.

Шатов знает, чье лицо скрыто под маской. Знает, но все равно не может отвести взгляд.

Дракон. Клочья плоти, обожженные огнем выстрелов в упор. Пустая глазница светится багровым.

– Привет, – говорит Дракон.

– Привет… привет… привет… – тягуче растекается вокруг. Эхо.

– Напрасно ты… – говорит Дракон.

– напрасно… напрасно… напрасно… напрасно… напрасно… – Бесконечный ряд пустых слов заполняет все пространство вокруг, словно паутина, жгуче липнет к лицу…