На это Джума втайне и надеялся — что Шустров оправдает свою фамилию и окажется шустрее Малыша, Слюнтяя и Странноглазого. А если завяжется перестрелка, то бандитам будет уже не до Джумы, и вот тогда... При этой мысли у Джумы каждый раз начинало бешено колотиться сердце, и он старался переключиться на что-то другое, чтобы блеском в глазах и блуждающей улыбкой на губах не выдать себя.
И когда вывернутая неожиданно могучей рукой Малыша голова Джумы повернулась к Шустрову, это было оно, долгожданное мгновение. Рука Малыша на шее ослабла, и Джума сел на пол, предвидя, что вслед за произнесенным «Ага!» последует и более существенный обмен мнениями. Грохнули первые выстрелы, и Джума, предоставленный самому себе, понесся на четвереньках к тамбуру, слыша свист пуль, вопли пассажиров и молясь Аллаху, чтобы в этой критической ситуации ни одна пуля не облюбовала бы в качестве мишени задницу Джумы.
Молитва, не очень складная, но искренняя, сработала. В тамбуре Джума вскочил на ноги и побежал в соседний вагон, пронесся насквозь, влетел в следующий...
Потом поезд вздрогнул и остановился. Джума не удержался на ногах и полетел прямо на нижнюю полку. Спавшая там девушка отчаянно завизжала, замахала руками, успев разбить Джуме нос, прежде чем он успел объясниться.
Продолжая на ходу извиняться, Джума двинулся было дальше, но на защиту чести девушки выскочила из своего купе дородная проводница с кочергой. Пассажиры дружно указали на Джуму как на виновника переполоха. Облик Джумы действительно вызывал подозрения: разодранная во многих местах грязная одежда, синяк под глазом, разбитый нос...
Проводница смело двинулась к Джуме, помахивая кочергой. Он понял, что, прежде чем он докажет свою невиновность, ему проломят череп. Джума повернулся и побежал назад, однако споткнулся о любезно подставленную кем-то из пассажиров ногу, упал и тут же был скручен.
Когда к замершему на рельсах поезду подъехали милицейские машины, то первым, кого проводники сдали правоохранительным органам, был Джума. Ему тут же надели наручники, запихнули в «УАЗ» с зарешеченными окнами и повезли в Новоудельск.
По дороге Джума очень сожалел, что не попросил у Малыша назад свое удостоверение. А также сожалел о том, что вообще появился на свет.
— Я так и знала, я так и знала, — безостановочно бормотала Наташа, привалившись спиной к двери туалета, которую только что закрыла изнутри. — Я знала: что-то должно было случиться...
Руки ее все еще дрожали, хотя уже никто не стрелял над самым ухом. Сердце колотилось маленьким тревожным молоточком, и мочевой пузырь — как же без этого — напомнил о себе...
Она упорно старалась не впасть в дремоту, щипала себя за нежную кожу руки, то и дело смотрела на часы, но время тянулось как бесконечная жевательная резинка, уже потерявшая свой вкус. До Новоудельска оставался час. Пятьдесят пять минут. Пятьдесят три. Это было невыносимо.
Наташа опустила голову на руки. Она бы сдалась и уснула, если бы была уверена в том, что проводница не забудет ее разбудить. Однако такой уверенности не было, как не было видно и самой проводницы.
Наташа с трудом оторвала голову от скрещенных рук, огляделась и удивленно подняла брови. Парень в синей майке, который вроде бы спал на нижней полке, куда-то исчез. Хотя еще пару минут назад был здесь и выглядел так, будто смотрел уже седьмой сон.
Это было забавно, но, в конце концов, ей было плевать на этого типа. Не слишком симпатичен. Нос его портит. Какой-то сплющенный. И слишком мускулистый. Это неестественно. Да и возраст у него уже... Лет тридцать, наверное.
Мысленно перебрав недостатки своего соседа, Наташа спохватилась, что сейчас можно воспользоваться его отсутствием, встать ногами на его место и достать с третьей полки свою сумку. Кстати, можно и пожевать что-нибудь из теткиных гостинцев, это скрасит остаток дороги до Новоудельска.
Наташа встала, подтянула джинсы — нет, надо действительно подкрепиться, иначе скоро штаны спадут — и шагнула к тринадцатому месту, поглядывая в проход на случай, если будет возвращаться сосед.
Но в проходе появился не сосед. Там возникли несколько странных мужчин. Странность их заключалась в том, что шедший первым человек, весь какой-то ободранный, светил фонариком в лица спящим пассажирам, не пропуская ни одного человека.
Сначала Наташа подумала, что это транспортная милиция. Но потом вспомнила, что сопровождавший поезд милиционер уже проходил по вагону, он был в форме и не был казахом. Эти же четверо все были как раз азиатской наружности. И они не выглядели как милиционеры.
Читать дальше