Илья Деревянко: Западня

Государственное Учреждение угнездилось в центре города и являлось очень важным, я бы сказал, наиважнейшим. Занималось оно политикой, финансами... Долго перечислять, да и не имеет смысла, поскольку остались от него теперь... Впрочем, не будем забегать вперед.

В тот злополучный день, о котором пойдет речь, Учреждение еще активно функционировало, раздавая в подведомственные инстанции ценные указания, общая суть коих сводилась к искоренению «внутреннего супостата» [1]. Не забывали сотрудники и о финансовой деятельности, заключавшейся, правда, исключительно в набивании собственных карманов. А также строили козни друг против друга. В общем, трудились не покладая рук. Необходимо отметить, что рабочий день в Учреждении был ненормирован. Домой разрешалось отправляться лишь по личному распоряжению директора – Бронислава Никифоровича Ельцова. Сегодня господин директор не просыхал с утра. По большому счету Ельцов не просыхал уже давным-давно. Лет эдак восемь-девять. И все к этому привыкли. Рабочий кабинет директора, расположенный на верхнем этаже здания, представлял собой гибрид питейного заведения с больничной палатой.

С одной стороны – длинный ряд бутылок, с другой – многочисленные лечебные аксессуары и вечно дежурный врач-нарколог (по совместительству экстрасенс) с капельницей. Посредине – широкий стол с набором начальственных телефонов. Кроме того, в кабинете постоянно находилась Таисия Брониславовна. Официально секретарь (заодно дочь) директора, неофициально – кукловод зомбиобразного папаши. Напишет Тая текст крупными печатными буквами, подложит под нос папочке, пододвинет к нему телефон с заранее набранным номером, пихнет в бок, и Ельцов ка-а-ак гаркнет в трубку! У нижестоящих аж мороз по коже. Такой вот рабочий процесс. Весьма эффективный. До поры до времени... Этажом ниже обосновались остальные представители высшего руководства Учреждения: первый зам директора – Егор Аркадьевич Гайдов, второй зам – Валентин Семенович Чернобрюхов, главный бухгалтер – Борис Анатольевич Чубсов и некий коммерсант Боб Нелесовский – человек без определенной должности, без определенной национальности, непонятного гражданства, но о-о-очень богатый!

В непосредственной близости от начальства непрестанно ошивались штатные холуи без имен: Суйсуев, Новосвинская, Ненемецкий, Козырьков, Юмкин, Плешвиц и прочие. Холуи холуями, но в чинах, приравненных к генеральским, а то и выше. На мелких сотрудниках, типа машинисток, полотеров и т. д., мы не станем заострять внимания... за исключением одного. Охранника-вахтера Ивана Ивановича Иванова. Он играет в нашей истории особую роль.

Итак, работа кипела, директор периодически гаркал по шпаргалке, руководство контролировало финансовые потоки, сновали взад-вперед посетители... Время летело незаметно.

Первым ощутил признаки усталости господин Нелесовский, глянул на часы и ахнул:

– Батюшки! Одиннадцать вечера! Нужно закругляться!

Бочком просочившись в апартаменты шефа, он шепнул на ушко секретарю-кукловоду:

– Таечка, солнышко, пора давать сигнал отбоя!

Одновременно Нелесовский по давней традиции вложил в карман дочке несколько стодолларовых купюр. Не в качестве взятки! Нет!!! Просто из вежливости. Благосклонно кивнув, Таисия Брониславовна сунула под нос папе соответствующий текст и поднесла ко рту микрофон.

– Шабаш! Проваливайте! – загремел из развешанных по зданию динамиков пропитой бас.

Люди заторопились к выходу. Вот тут-то все и началось!..

Валентин Семенович Чернобрюхов ужасно спешил. Невзирая на поздний час, второй зам планировал провернуть еще множество дел, касающихся реанимации некогда созданного им общественно-политического движения «Моя хата с краю». По ряду объективных причин рейтинг «Хаты» за последний год приблизился к нулевой отметке, однако Чернобрюхов не терял надежды на возрождение.

– Мы тут, значит, того! – в обычной своей маловразумительной манере втолковывал он корреспондентам. – Чтоб, значит, вот! Поняли?!

– Поняли, Валентин Семенович, поняли!!! – почтительно заверяли представители СМИ, отлично знавшие о мощной поддержке, оказываемой господином директором любимому заму.