Андрей Дышев - Темная лошадка

Только там я смог отдышаться и немного прийти в себя. Краем глаза я заметил, как в дальнем конце коридора мелькнул луч фонарика и исчез в какой-то комнате.

– Тенгиз! – негромко позвал я. – Эй, ребята, я здесь!

Я дошел до торца коридора, на минуту остановился, в недоумении ощупывая стену и шероховатые поверхности запертых дверей. Куда они могли деться? Сквозь пол, что ли, провалились?

Развернувшись, я сделал несколько шагов назад и наткнулся на полуоткрытую дверь. Просунув голову внутрь, словно пароль шепотом повторил:

– Бэл! Тенгиз! Это я!

Темнота не ответила. Стараясь не задеть дверь, которая могла скрипнуть и вызвать на меня шквал огня, я протиснулся в комнату и, выставив вперед руки, медленно обследовал комнату до окна и обратно. Пусто!

Я уже собрался выйти в коридор, как услышал тихий скрип, а затем в щели заметил мелькнувший свет фонаря.

Бесшумно ступая по линолеуму, включая и выключая фонарик, который словно выплевывал на пол короткие пучки света, по коридору шел Глушков.

Я ИСПЫТАЛ НИ С ЧЕМ НЕ СРАВНИМЫЕ, совершенно безобразные ощущения, на фоне которых даже Немовля показался земным, родным и понятным. Обезумев от ужаса, я со сдавленным криком кинулся вон из номера и, подгоняемый образом вампира, которого только что реально видел, кинулся по лестнице наверх. Сослепу я налетел на Тенгиза и Бэла, которые бежали вниз; мы чуть было не повалились в кучу на лестничном пролете.

– Сейчас! – крикнул мне Тенгиз. – Сейчас мы его хлопнем! Где Эд и Богомазов? Они целы?

Я хотел сказать, что на втором этаже бродит оживший Глушков, но смог выдавить из себя лишь нечто нечленораздельное. Бэл махнул на меня рукой, крикнул: «Иди наверх!», и оба сыщика скатились по лестнице в темноту.

– Никто не поверит! – бормотал я. – Кому ни скажу, никто не поверит…

Я поднялся на третий этаж этого замка привидений, подземного царства духов и, уже ничему не удивляясь, увидел, что коридор слабо освещен, а на стене, словно картины авангардистов, светятся малиновые заревые отсветы. Я щурился, прикрывая глаза ладонью, и не верил своим глазам. Через проемы выломанных дверей я видел прозрачные окна, в которых плескалась небесная лазурь. За ними мелькали фигуры и знакомые лица моих парней из спасотряда. Они энергично работали лопатами, отгребая от окон снег.

Объятый лишь одним желанием – скорее выбраться из этого сумасшедшего дома, я выбил прозревшее окно и мешком вывалился наружу на рыхлую, начиненную ледяными обломками и ломаными снежными досками спину лавины.

– Привет, Стас! – кричали мне спасатели. – У вас там все нормально? Чем это ты так озабочен?

Я не отвечал и, спотыкаясь и проваливаясь в снег по колено, брел вниз. С меня хватит! – думал я. Все, что мог, я сделал. Таскал негодяев по ледникам, летал в вертолете без пилота, сидел на прицеле у безумца, испытывал острые ощущения в замурованном и заселенном маньяками Приюте. С меня хватит.

Я спустился на Ледовую базу и зашел в свой вагончик в столь удрученном состоянии, что даже не придал никакого значения пылающему посреди комнаты электрокамину, бутылке молдавского вермута и коробке конфет, лежащим на столе. Скинув в прихожей ботинки, я рухнул на койку лицом вниз и, покачиваясь на пружинах, некоторое время ни о чем не думал, ничего не слышал и не видел.

– Привет! – вернул меня в реальность чей-то голос, и, оторвав от подушки голову, я без удивления увидел Машу Мелешкину, стоящую передо мной с кастрюлей в руках.

– Это ты? – зачем-то спросил я, опять ударяясь лицом о подушку. – Что в кастрюле?

– Креветки, – ответила девушка. Я услышал, как она поставила кастрюлю на стол, звякнула стаканами, свинтила с бутылки пробку.

– Дверь заперла на крючок? – спросил я, не поднимая головы.

– Зачем?

– Не спрашивай, а делай, что тебе говорят!

– Ты боишься, что нас застукает Эдька? – спросила Маша невинным голосом и, не дождавшись ответа, вышла в прихожую и опустила крюк на скобу.

Привычная обстановка моей родной берлоги действовала успокаивающе. Недавний кошмар, который я испытал на Приюте, начинал казаться плодом бурной фантазии. Какие могут быть маньяки, какие ожившие трупы?! Нет ничего, кроме этого звенящего прозрачного неба, облизанного солнцем Эльбруса, хрустящего стерильного снега под ногами, по которому лыжи скользят с тонким писком.

– Зачем ты это сделала? – спросил я, с трудом поднимаясь, как после сильной попойки.