Александр Золотько - Игра втемную

– Ну, раз вы уже решили быть честным и откровенным, товарищ капитан пожарной охраны, я, естественно, воспользуюсь предоставленным мне случаем. Только, умоляю, не следуйте старому еврейскому правилу отвечать вопросом на вопрос.

– Обязуюсь говорить правду, правду и…

– И еще кроме правды! – подвел черту я. – Вопрос первый: сколько процентов из того, что вы мне вчера сообщили по моему поводу, соответствует действительности?

– Процентов тридцать, – невозмутимо ответил Петров.

– Странно, я уж было решил, что там было около пятидесяти, – почти искренне удивился я.

– Но я же обещал вам сегодня говорить чистую правду.

– Вопрос второй: кого вы имели в виду, когда говорили о сотруднике чужих спецслужб? Меня интересует имя. Это ведь не военная или государственная тайна?

Петров замялся. Еще явно не настал момент начинать снова врать.

– Я надеялся, что вы сами поймете, кого я имею в виду.

– И у меня появилась кандидатура. Мне нужно просто сверить свои мысли с вашими утверждениями.

– Наверняка вы подумали на того человека, о котором я говорил, – Петров даже руку к сердцу прижал, демонстрируя свою искренность.

– Притворяться простаком у вас хуже получается, чем человеком-загадкой. И куда хуже, чем пожарным инспектором. Вам от меня что-то нужно. Иначе вы бы не шлялись ко мне как на работу. Или мы разговариваем, или сразу переходите к делу. У меня очень сильно болит голова. И минут через двадцать я просто пошлю вас к чертовой бабушке.

– Я говорил о вашем бывшем сослуживце, о Сергее Парамонове, проживающем ныне в Москве. Совпадает?

– Совпадает. Тогда объясните мне, чего, по вашему мнению, Парамонов от меня хочет? И какое это имеет отношение ко всему, со мной происходящему?

– Все достаточно просто. Похоже на то, что ваш приятель просто через вас получает некоторую информацию, В приватных беседах. Вот вы всего две недели назад вернулись из Москвы. Вы ведь с Парамоновым там встречались? И он вас наверняка о чем-то спрашивал?

Началось. Петров сунул мне наживку и теперь, как бы между прочим, начинает тянуть из меня информацию. Фиг тебе с маслом. У меня на сегодня другие планы. Нужно только продержаться до подхода дополнительных сил. Если Татьяна выполнила мои просьбы, то скоро у меня будет еще один гость.

16 марта 1995 года, четверг, 19-30 по местному времени, Босния.

– Как отдохнули? – спросил мужской голос с ярко выраженным московским говором, как только Драгунов открыл глаза.

– Спасибо, лучше, чем за несколько предыдущих ночей, – ответил Драгунов и сел на кушетке. Он не был связан, поэтому смог, не вставая, сделать несколько упражнений, одновременно рассматривая помещение. Окна в комнате были забраны решетками. Из мебели была только кушетка, на которой сидел Драгунов, и кресло, в котором расположился обладатель московского выговора.

– Ваш американский коллега также жив и здоров и также легко перенес снотворное. С ним сейчас беседуют, – сообщил москвич, не дожидаясь вопросов от Драгунова, тем более что тот все равно молчал.

– Вам вообще повезло, что вы попали к знающим людям, и мы можем сейчас не тратить времени на идиотские вопросы об имени-отчестве и роде занятий. Даже о задании мы спрашивать не будем, Скат.

Хозяин сделал паузу и выжидательно посмотрел на гостя.

– Либо вы не плохо владеете собой, либо все происходящее для вас не является неожиданностью. Можно, я вас для простоты буду называть Скат? Ну а вы меня сможете именовать, скажем, Ильей. Мы с вами почти ровесники и можем обходиться без лишних условностей. Вы не возражаете? Будем считать ваше молчание знаком согласия. Кстати, если вы хотите есть или еще чего-нибудь, не стесняйтесь – достаточно одного вашего слова. И пытать мы вас не станем. Считайте, что вы и ваш заокеанский приятель у нас в гостях.

Скат неожиданно улыбнулся и несколько раз хлопнул в ладоши:

– Браво, вы неплохо ведете разговор, чувствуется хорошая, я бы даже сказал, добротная подготовка. Даже ваш московский выговор весьма и весьма впечатляет. С Блоком, надеюсь, сейчас беседует коренной техасец. Если бы вам в руки попал кто-нибудь из французов, Мы бы тоже говорили только с характерным выговором, Это внушает доверие и располагает собеседника к откровенности. Либо потому, что человека, не способного преодолеть неправильности и особенности языка, нельзя относить к особо интеллектуальным собеседникам, либо потому, что очень уж родным такой человек выглядит.