Евгений Сухов - Государственный преступник

Бентхен судорожно сглотнул и беспомощно уставился на Дагера. Михаил, видя, что его слова произвели должное впечатление на брильянтщика, продолжал развивать успех.

— Вы знаете, как его зовут?

— Нет, — мотнул головой Бентхен.

— Артемий Платонович Аристов. Слышали о таком?

— Ну… — неопределенно протянул брильянтщик.

— Это очень известный сыщик и дознаватель. Еще ни одному человеку не удалось скрыть от него правду. А знаете почему?

— Н-нет, — снова судорожно сглотнул Бентхен.

— Потому что Аристов применяет пытки. Он буквально истязает своих подследственных. Крайне жестоко и изощренно. Мне это не нравится, но он — старший, и я вынужден подчиняться.

— Пытки запрещены законом, — убито промямлил брильянтщик.

— Запрещены, — печально усмехнулся молодой дознаватель. — Но в камере дознания — он закон. И он их разрешает. Знаете, как он любит «работать» с подследственными? Он бьет их длинными палками по печени и почкам и называет это дознанием «подлинной правды». А чтобы узнать, как он говорит, всю «подноготную правду», он вгоняет последственным под ногти гвозди. Это его излюбленный метод. Если б вы слышали, как вопят от боли его жертвы! И мне кажется, — Михаил еще ближе подался к Бентхену и многозначительно посмотрел на него, — это приносит ему большое удовольствие.

— Он же садист! — в ужасе выпучил глаза брильянтщик.

— Иногда я тоже так думаю, — с большой печалью в голосе согласился Михаил. — Особенно когда вижу…

Договорить ему не удалось. В дознавательскую вошел Аристов, неся в руках молоток и горсть гвоздей. Вид у него был бравый и весьма довольный.

— Скучал без меня, Бентхен? — спросил он игриво. — Ничего, сейчас нам с тобой будет нескучно…

— Я… я готов, — подался в сторону Михаила брильянтщик. — Готов… дать показания. П-попросите, чтобы он в-вышел, — умоляюще посмотрел на Дагера Бентхен.

— Артемий Платонович, — просительным тоном произнес Михаил.

— Да с какой это стати? — возмутился Аристов. — Я даже не успел с ним как следует поработать!

— Господин Бентхен готов дать показания мне…

— Готов, готов, — скороговоркой зачастил брильянтщик, боясь смотреть даже в сторону страшного Аристова.

— Поэтому, — продолжил барон, — я прошу оставить нас. На короткое время.

— Ну, коли так, — расстроенно сказал Артемий Платонович. — Я подожду вас в комнате дежурного.

Михаил заглянул в дежурку чуть более чем через четверть часа. Лицо его сияло.

— Сработало! — воскликнул он, когда Артемий Платонович попросил дежурного полицианта оставить их с бароном наедине. — Он все рассказал! Вот, — потряс Дагер перед Аристовым несколькими исписанными листками, — его собственноручные показания насчет магнетизера. Оказывается, они давно знакомы. Вместе когда-то отбывали срок в Ростовской центральной тюрьме. Он назвал и настоящее имя нашего фигуранта. Марек Модзалевский! Два года назад он был в нашем городе, и вы, вероятно, правы в своих подозрениях, что скоропостижные кончины прежнего вице-губернатора Михаила Ивановича Калинова и губернского прокурора Ивана Федоровича Нечаева это дело рук нашего магнетизера…

— Брильянтщик назвал знакомых Модзалевского в нашем городе, у которых он мог бы прятаться?

— Он знает только одного, — многозначительно посмотрел на Аристова Михаил. — Его зовут Павел Аполлонович…

— Рывинский, — закончил за барона отставной штабс-ротмистр.

— Точно! — воскликнул Михаил. — Одно время он был на подозрении у полиции, но в порочащих связях замечен не был, и по требованию губернского прокурора господина Жизневского надзор за ним был снят. Поторопились, стало быть…

— А может быть, и иное, — раздумчиво покачал головой Артемий Платонович. — Ты видел серебряный перстень у этого Бентхена?

— Нет, как-то не обратил внимания, — честно признался Дагер.

— Напрасно, — попенял ему отставной штабс-ротмистр. — На перстне у брильянтщика выгравировано Всевидящее Око, заключенное в треугольник, от которого во все стороны расходятся лучи. Точно такой же перстенек я видел на пальце господина губернского прокурора…

— Вы хотите сказать, что в заговоре замешан и прокурор? — невольно перешел на шепот барон.

— Не исключено, — задумчиво ответил Артемий Платонович. — И Жизневский, и Модзалевский, и Бентхен, и Иваницкий, и Рывинский, и многие-многие другие, все они части одной цепи, опутавшей наш город. Кто-то, как наши универсанты, лишь пешки в данной цепи, кто-то использует их втемную, кто-то находится, как им кажется, в командном звене, но всеми ими, как фигурками на шахматной доске, двигает некая невидимая умная рука, имеющая здесь своих представителей вот с этими самыми перстеньками на пальцах. Этот невидимый разыгрывает длинную многоходовую партию, и наш заговор и возможный мятеж с целью поддержать восстание в Царстве Польском, возможно, лишь один-единственный ход из этой долгой партии, а может, только часть хода. В принципе идет борьба между силами добра и зла, и зло сделало очередной свой ход, выиграв, как говорят в шахматах, инициативу. Теперь дело за нами.