Евгений Сухов - Медвежатник

Он бесцеремонно растолкал спящую девицу и недружелюбно поинтересовался:

— Ты кто такая?

Барышня с минуту хлопала ресницами, открыв рот, а потом обидчиво протянула:

— Батюшки ты мои, Филя, неужели запамятовал? Я же Алла.

— И что с того?

Филимон чувствовал, что начинает пробуждаться, — первый признак того, что его заинтересовала обнаженная женская натура. Судя по всему, Алла была не из благородных девиц, но фигуру имела гладкую.

— Как — что? — Девушка выглядела в высшей степени смущенной. — Вчерась, давеча, когда по рынку ходил, меня заприметил, — кокетливо скользнула она глазами по его телу.

Наверняка подобный приемчик вводил деревенских парней в грех похоти, но у Филимона он вызвал только изжогу.

Болезненно поморщившись, он спросил опять:

— Так и что с того?

— Яблоками я торговала, а ты у меня с пяток купил.

Филимон в задумчивости почесал затылок. Видно, он и впрямь был очень пьян, если надумал прикупить яблок.

— И что же я потом с ними делал?

— Грызли мы их, — небрежно показала барышня на кучу яблочных огрызков.

— Да здесь этих яблок с полтысячи будет.

— Так ведь я же с собой принесла две корзины, — как само собой разумеющееся, произнесла барышня.

— А потом что было? — присел Филимон на краешек кровати.

— Понятно что, — слегка смутилась девица, — шампанским меня угощал, жениться опосля обещал, — неожиданно смело заявила она.

Филимон поднялся, натянул брюки и произнес:

— А вот здесь ты врешь! Такого я не мог сказать ни пьяный, ни трезвый.

От этих разговоров у Филимона необыкновенно разыгрался аппетит. На столе, среди грязной посуды, лежал огромный кусок превосходной ветчины. Если он и отправился на базар, так уж именно за таким лакомством. Здесь же — длинный нож, больше напоминающий испанский клинок. Накромсав несколько толстых ломтей, он с удовольствием запихал их поочередно в рот.

Девица плаксиво всхлипнула и отвечала:

— Было, Филя.

— Понятно… чего спьяну не скажешь. Ну чего лежишь? Твое замужество откладывается. Иди себе, торгуй на базаре яблоками.

Девица вскочила с постели, не стыдясь наготы, уперла кулаки в бока и заголосила:

— Это что же такое получается?! Сначала замуж звал, в постелю затащил, а теперь не нужна, стало быть! — Голос у барышни оказался сочный и сильный. — Чего это ты здесь распоряжаешься?! Квартира-то моя собственная!

— Ах вот как? — поморщился Филимон. — Ну и вонища тут у тебя. — Он нашел рубашку, вытащил из верхнего кармана четвертной и, скомкав, бросил на постель. — Это тебе за яблоки… и за удовольствие. Видно, я неплохо провел с тобой время, если ничего не помню. Ты бы хоть на керосине не экономила, а то так можно и глаза выколоть, — пожаловался на прощание Филимон и заторопился к выходу.

Вечерняя прохлада приятно остудила лицо. Нет, с этими загулами надо определенно прекращать. Ладно, еще хватает ума представляться завидным женихом. Было бы намного печальнее, если бы однажды признался, что он медвежатник, ограбивший в последний месяц пять банков в четырех крупных городах империи.

А что, если все-таки нечаянно проболтался?

По коже пробежал легкий озноб. Только от одной этой мысли ему сделалось не по себе. Скорее всего, ничего подобного не произошло, иначе уже обрили бы голову и этапом отправили в Сибирь.

Ладно, сегодняшний день должен послужить неплохим уроком. Можно, конечно, погусарить, попить с барышнями шампанского, посорить деньгами раз или два в месяц, но не более того.

— Филимон! — услышал он за спиной знакомый голос.

— Савелий? — поперхнулся Филимон от неожиданности. — Не ожидал. Как ты здесь оказался?

— Ты не ожидал, а я тебя искал. — Родионов был серьезен. — За последний месяц было взято пять банков, и я решил, что это мог сделать только ты. Хочу тебя поздравить, у тебя большие успехи, в чем-то ты меня даже превзошел.

— У меня был хороший учитель.

— Спасибо. Давай с тобой поговорим, у меня к тебе есть серьезное дело. Присядем на эту скамеечку, — Савелий кивнул на огромное скрюченное бревно, прислоненное к самому забору.

Злобин сел, закинув ногу на ногу. Создавалось впечатление, что он восседал не на обычном бревне, протертом задницами многих прохожих, а в роскошном кресле. Савелий устроился поскромнее, обхватив руками крепкий костяной набалдашник.

— Много пьешь, Филимон, — грустно проговорил Родионов.

— Послушай, Савелий, — захлопал глазами Злобин, — если ты хотел сделать мне внушение, так это напрасно, у меня масса дел, и первое, что я хотел сделать, так это немножечко полечиться… выпить пару бутылок шампанского.