Евгений Сухов - Медвежатник

— Если ты шампанским будешь увлекаться и дальше, то боюсь, в ближайшие двадцать лет тебе придется глотать сырую водичку на каторге. Ответь мне: зачем ты расплачивался за рюмку водки четвертными билетами, а карамели для своей барышни заворачивал в «катеньки»? Извозчику ты отдал пятьсот рублей! На такие деньги можно купить целый табун лошадей. Я понимаю, что сейчас ты очень богат, но это не может продолжаться долго. Если ты не разоришься окончательно, то непременно попадешь под надзор полиции. А уж они не отцепятся до тех пор, пока не вытряхнут из тебя все, что ты знаешь.

Филимон поднял руки вверх:

— Хорошо. Сдаюсь. Так какой у тебя ко мне разговор?

— Разговора не получится, пока ты мне не пообещаешь вести себя поблагоразумнее.

Филимон торжественно вытянул вверх руку и произнес:

— Обещаю.

— Ну вот и отлично! У меня на примете имеется один сейф, в котором хранится полтора миллиона рублей, — как можно сдержаннее произнес Савелий. Ему это удалось, на лице не дрогнул ни один мускул. — Мне требуется твой ответ: да или нет! Разумеется, куш делим поровну.

Свершилось то, о чем Филимон не мог даже мечтать, — Савелий не просто брал его вторым номером, а предлагал ему равную долю. Следовательно, они были равноценными партнерами. Великий мастер признал в нем настоящего профессионала.

От осознания собственной значимости у Филимона перестала даже раскалываться голова. Поднапрягшись, он соорудил серьезную физиономию, выждал обязательную паузу, после чего слегка качнул головой, как человек, знающий себе настоящую цену.

— Предложение интересное, я согласен.

Злобину даже на мгновение показалось, что на лице Савелия промелькнуло нечто очень напоминающее облегчение.

— Хочу сразу предупредить, что работа будет непростая. На это время тебе нужно будет расстаться со всеми своими гусарскими замашками и обходить стороной кабаки, как холерные бараки. — Филимон молча кивнул, как бы тем самым давая понять, что настоящий мужчина не обещает дважды. — Нужна будет абсолютная конспирация и полное подчинение мне. И упаси боже проявить тебе инициативу. Предупреждаю, я этого не потерплю.

Филимон невольно улыбнулся. К словам Савелия следовало относиться серьезно, а то его личная карьера медвежатника и в самом деле может закончиться бесславно, не успев по-настоящему развернуться.

— Мне это подходит. Так где находятся полтора миллиона рублей?

Филимон старался произнести цифру как можно более беззаботно. Будто бы каждый день брал сейфы с миллионным содержимым. Филимону действительно в последнее время на кассы везло. Но самое обидное заключалось в том, что ему не удалось выгрести более пятидесяти тысяч, и газетные публикации об ограблении несгораемых шкафов на сотни тысяч рублей были самой настоящей ложью. Он даже мысленно не мог представить, сколько места может занять сумма в миллион рублей. Савелий едва улыбнулся:

— В тюрьме.

— Что?! — невольно воскликнул Филимон. — Ты, видно, пошутил, Савелий?

Савелий терпеливо переждал, пока Филимон успокоится, а потом все так же сдержанно продолжал:

— Ты не ослышался. В исправительной тюрьме на первом этаже. — Савелий достал из кармана бумагу и положил на колено. — Это чертеж. Сейф находится здесь, — ткнул он пальцем в черную точку. — От него нас отделяют ворота тюрьмы, две железные двери, к которым нетрудно подобрать ключи, и последняя дверь, — Савелий сделал паузу, — из титановой стали. Это уже серьезно. Я знаю, что ты преуспел в работе с ацетиленовой горелкой, так что мне нужна будет твоя помощь.

— Я готов. Когда нужно выходить?

— Ты подумал хорошо? — серьезно спросил Савелий. — Обратного пути не предусмотрено.

— Да.

— Через три дня будем брать. А сначала как следует проспись, более конкретно мы с тобой переговорим завтра. — И, едва повышая голос, добавил: — И держись ты, в конце концов, поскромнее, а то от тебя разит, словно от приказчика захудалой лавчонки. Деньги к себе уважения требуют. — Поднявшись, Савелий слегка приподнял шляпу и зашагал в надвигающуюся темноту.

Голицына Савелий вычислил без труда — уж слишком навязчивым выглядело его общество. От князя разило жандармерией, как от пороховой бочки смертью. Голицын проявлял явно нездоровый интерес к его персоне и старался опекать своего нового друга со страстью раскаявшейся мамаши, некогда отдавшей в детский приют грудного отпрыска.

Савелию захотелось узнать о Голицыне поболее, и скоро он укрепился в своих подозрениях: молодой человек тратил деньги с таким азартом, как будто доживал на земле последние деньки. Но между тем Родионову было известно, что средств к существованию у князя практически не было, если он чем и располагал в действительности, так это долгами отца. В России существовала единственная организация, способная щедро расплачиваться за все его излишества, — министерство внутренних дел. К этому следовало добавить, что как агент он имел явно неплохую оценку от начальства и, очевидно, приносил ведомству немалую пользу, иначе никто не стал бы оплачивать его дорогие ужины в ресторане «Яр».