Евгений Сухов - Медвежатник

— Она сейчас в полиции.

Савелий не спеша поднялся, набросил на плечи рубашку.

— Что случилось?

— Ты зря втянул ее в свое дело, Савелий. — В голосе старика послышался легкий укор. — В департаменте, как ты знаешь, имеется наш человек, так вот он рассказал, что с ней было проведено несколько очных ставок. Ее опознали. Она от всего открещивается, но для полиции весьма странным кажется то обстоятельство, что ограблению подверглись именно те банки, в которых она работала.

— Нужны деньги?

Старик отрицательно покачал головой:

— Ты, Савельюшка, хочешь меня обидеть? Если бы нужны были деньги, то я не стал бы тебя тревожить по такому пустяку.

По напряженному лицу Парамона было видно, что старик чего-то недоговаривает.

— Они ищут тебя, Савелий. Химик, у которого ты взял нитроглицерин, во всем признался и указал на тебя.

— Ах вот оно что, — скрипнул зубами Савелий. — Где он сейчас?

— Я тоже хотел бы знать это. Но полиция его хорошо запрятала и, видимо, держит до суда.

— Но сейчас против меня у них нет никаких улик, ну… разве что наговор этого профессора химии. Я, конечно, замечал за своей спиной топтунов, но никак не думал, что это может быть так серьезно. Что мне делать, старик, сдаваться?

Парамон неопределенно пожал плечами:

— Дело твое, Савельюшка, тебе решать. А только я вот что скажу: Лизу надо выручать.

— Что же ты предлагаешь? Вооружить три десятка храпов и с ними брать Бутырку? Нет, это не выход, нужно придумать что-то понадежнее. — Савелий поднялся и нервно заходил по комнате. — Против нее собрано достаточно доказательств?

— Да, скоро будет суд. Но мне известно, что ее должны перевести в исправительную тюрьму близ Сокольников.

Савелий усмехнулся. Цель тюрьмы заключалась в том, чтобы научить узников какому-нибудь ремеслу. Глупцы, они считают, что умение грабить банки — это вовсе не профессия.

— Тут есть еще одна закавыка, — безрадостно протянул старик.

— Да говори ты, не тяни! — рассерженно произнес Савелий и, осознав свою ошибку, добавил: — Прости, не хотел.

— Ладно, чего уж там, — махнул рукой мудрый старик, — понимаю. Слушай, в исправительной тюрьме ее должны поместить в камеру, где дверь будет из титановой стали.

— Понятно, — протянул Савелий. — Значит, они бросили мне вызов и ждут, что я сам приду в тюрьму. И в какой именно камере она будет находиться?

— В этой тюрьме есть наш человек, он сказал, что ее поместят недалеко от ворот. Ее дверь будет напоминать дверцу сейфа, ни единой щелочки на поверхности. Ни взорвать, ни просверлить будет невозможно. Что скажешь, Савелий? — В голосе старика прозвучала слабая надежда.

— Они ждут, что я попаду в эту мышеловку. Но что я могу им ответить, ведь ты сам знаешь, что у меня нет лома против титановой стали. Единственное, что я могу сделать, — сдаться в руки полиции.

— Послушайте, это какое-то недоразумение, — яростно сопротивлялся Филимон. — Весь вагон знает, что у меня был билет. Я его потерял!

Филимон цеплялся за двери, ручки, но двое плечистых полицейских с унылыми физиономиями беззастенчиво выкручивали ему руки и невозмутимо волокли по проходу.

— Господа, заступитесь! Неужели вы не видите произвол властей! У меня был билет. Истинным Богом клянусь, был! — орал Филимон. — Мне надо срочно в Петербург!

Проводник — тридцатилетний мужчина с висячими пшеничными усами и черными широкими бровями, отчего его внешность выглядела почти героической, — расторопно возражал:

— Господа, тяните его к двери! Я уже предупредил машиниста, он будет ждать до тех пор, пока вы его не вышвырнете на перрон.

Проводник напоминал запорожского казака, вернувшегося с турецких берегов. Полицейские уже начинали терять терпение и звонкими затрещинами подгоняли безбилетника к выходу.

— Это форменное самоуправство! Я буду жаловаться министру!

Из купе выглядывали любопытные лица. Подслеповатый старик, нацепив монокль на левый глаз, высоким старческим фальцетом выкрикивал:

— Преступника арестовать!

— Никак ли убийцу схватили? — откликнулась ему девица в огромной белой шляпе.

— Господа, — басовито вскрикнул плотный господин в пенсне. — Это революционер!

Поднатужившись, полицейские отодрали пальцы Филимона от дверной ручки, и он, потеряв равновесие, вывалился на перрон.

Паровоз пыхнул паром, и поезд тронулся, медленно набирая скорость.

— Я заплачу за билет! — истошно вопил Филимон. — В багаже у меня осталось тридцать тысяч рублей!