– У тебя, Свиридов, страсть к театральным монологам.
– Это верно. Лучше бы я был актером. Правда, Афоня? Как там у любимого поэта Михаила Иосифовича Климовского – Блока: «Тащитесь, траурные клячи, актеры, правьте ремесло – что бы от истины ходячей всем стало больно и светло!»
– Только я одного не понимаю, – сказал Никитин, – каким образом можно проникнуть в запертую машину среди бела дня, да еще на глазах охраны… да еще так, чтобы не включилась сигнализация и не повредились замки.
Фокин хрипло засмеялся, а Свиридов глубоко вздохнул и сказал:
– Вы знаете, Алексан Тимофеич… если бы я всю жизнь только и делал, что вскрывал машины… а лучше бы я делал это… то и тогда я не научился бы управляться с сигнализацией и замками лучше, чем сейчас.
– Он на моих глазах за минуту при помощи молотка, гвоздя и отвертки вскрывал джипы, – тихо сказал Фокин, – а за пятнадцать минут справился с «мерсом», у которого была чуть ли не спутниковая система защиты.
– Вот таких людей берут на работу граждане Климовский, Бородин и другие, имя им – легион, – кратко резюмировал Свиридов.
* * *
…Чем дальше прокурор Никитин просматривал информацию, содержащуюся на мини-диске, тем мрачнее и бледнее становилось его лицо. Каменели скулы, бугрился попеременно то вертикальными, то горизонтальными складками лоб, рот стянулся в одну жесткую серую складку, а пальцы левой руки, свободные от порхания по клавиатуре компьютера, нервно комкали сигаретную пачку, в которой еще оставалось несколько особо невезучих сигарет.
Наконец Никитин медленно откинулся на спинку своего кресла и под пристальным взглядом Свиридова четко, подбирая каждое слово, проговорил:
– Но вы сознаете, что это – всероссийский, а то и мировой скандал?
– Я-то сознаю, а вот сознаете ли вы?
– Это же… это же… – Никитин не находил слов, – да ведь все, что я до этого делал, походит на… как если бы коллекционер бабочек вышел охотиться на тигров.
– А у вас образное мышление, – кивнул Владимир. – Коллекционер бабочек… охота на тигров… да-а. Что вы намерены делать?
– Однозначно – к Генеральному прокурору.
– Ну что ж, – сказал Свиридов, – надеюсь, Генпрокурор не имеет отношения к БАМовской кодле.
– Что?
– Это я так – мысли вслух. Желаю удачи.
Ноутбук Владимира Свиридова – Я не понимаю, как вы, Климовский, могли это проморгать.
Михаил Иосифович стоял по стойке «смирно», опустив глаза в пол, и на его обычно сдержанном и самоуверенном лице было написано чувство, близкое к смятению.
– А ты, шалава, немедленно уезжаешь в Канаду, в Англию или в Израиль, – обернулся разгневанный Маневский к дочери Светлане. – Нечего тебе тут делать… только подмачиваешь мою репутацию. Сколько ты заплатила Свиридову за своего любовничка?
Последняя, еще более бледная, чем Климовский, и вовсе не могла стоять на ногах, а привалилась к стене, не замечая стоявшего возле нее кресла.
– Сколько, я спрашиваю? – грозно повторил БАМ.
– Три… тридцать «тонн».
– Почти что тридцать сребреников. Но это не суть важно. Важно то, что мне теперь придется самому разгребать последствия ваших недоработок, Климовский, и твоего блядства, Светлана. Как же ты так мог не уследить за этим Свиридовым? А еще слывешь чуть ли не самым информированным человеком в Москве. Сколько же я, в конце концов, должен вкладывать бабок, чтобы была реальная отдача и безотказное функционирование отделов?
– Но, Борис Александрович… – начал было глава третьего отдела, но тут же был прерван рыком Маневского, который обычно разговаривал тихим, выдержанным, интеллигентным тоном:
– Молчи, Климовский! Молчи! Если бы мне не позвонил прокурор и не сказал об этом диске с информацией, то я бы и сейчас был как неинформированный, гнилой салага!
– Какой прокурор? Никитин?
Маневский презрительно скривился:
– Какой Никитин? Никитин – это честный трудяга, который честно доставил диск куда следует. А звонил мне Генпрокурор и сказал, что оставляет на мое усмотрение, что теперь делать. Совсем замять скандал он не может, спустить его на тормозах было бы слишком опасно и неблагоразумно, и он предложил мне один неприятный, но в высшей степени действенный выход.
– Какой, папа? – спросила Светлана.
Олигарх неожиданно сверкнул белыми зубами в широкой, хотя и довольно свирепой усмешке, и ответил:
– Арест!
– Арест? Чей арест, простите? – уточнил Михаил Иосифович.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу