Михаил Серегин - Контрольная молитва

– Умница! – обрадовался священник. – А синяк откуда?

– С хозяином прощалась, – недобро засмеялась Вера. – А вот теперь не знаю, куда и идти. Деньги кончились, мать даже на порог не пустила. Она у меня бывший парторг – во как достала со своими нотациями!

Вера говорила и говорила, не в силах остановиться. Она вывалила на отца Василия все. И как поняла, что денег все равно никогда не скопит, и как долго не могла решиться пойти к своему «руководству» и сказать «с меня хватит». Отец Василий слушал и ликовал – все в этой женщине говорило о духовном перерождении. Она материла себя и других самыми последними, самыми гнусными словами, а он захлебывался от восторга. Она угрожала своим невидимым врагам, а он готов был обнять весь мир. Потому что за грязью и угрозами он видел главное – она никогда больше не станет прежней, она действительно изменилась, и, может быть, никогда еще она не была больше человеком, чем сейчас.

– Ну и что мне теперь делать? – спросила она. – На работу с таким фингалом не примут, всех денег – восемьсот баксов, ни квартиры, ни мужа, ни хрена!

– Поживешь пока с нами, – успокоил ее отец Василий.

– А как матушка?.. – засомневалась Вера.

– Ну что ты, Олюшку мою, что ли, не знаешь?! – укоризненно засмеялся отец Василий. – А работу мы тебе подыщем. Вон Анзор недавно жаловался, что никто к нему идти работать не хочет.

– Кем? – настороженно поинтересовалась Вера.

– Ну вроде официантки. Да и платит он хорошо, а не всякая может весь день у дороги стоять, на жаре да в пыли… – отец Василий осекся. Ему бы эту работу хвалить надо, а он…

– Спасибо за откровенность, батюшка! – рассмеялась Вера. – Надо попробовать. Мне сейчас любая работа подойдет! – И вдруг добавила со смесью печали и досады: – Всю жизнь вы мне, батюшка, сломали!

Отец Василий молча проглотил слюну. Так бывает. Не все одинаково готовы радикально изменить свою жизнь. И одним на этом пути бывает легче, а другим – тяжелее. Вера – из вторых, слишком уж наполнена она гордыней и неправедным гневом. Потому и мучается, и других в своих бедах винит. Отец Василий понимал ее, как никто, – сам был таким.

Олюшка оказалась на высоте, приняла Веру, словно свою сестру. Отец Василий смотрел, как легко и естественно обходит его жена острые углы – а Вера вся была из сплошных углов, – и радовался. Ольга не пыталась строить из себя ничего особенного, она просто была такой, как всегда, – уютной, домашней и невероятно обаятельной женщиной, но этого было достаточно.

Отец Василий еле сдержался, чтобы не начать расспрашивать Веру о Парфене. Она определенно знала о местных бандитских делах намного больше, чем он. Но священник чувствовал, что напоминать этой многое пережившей девушке о прошлом слишком жестоко и в высшей степени неблагородно.

Вере отвели угол в будущей детской, на раскладушке под большим округлым окном с видом на рощу, и решительная, казалось, совершенно лишенная сантиментов женщина с трудной судьбой, только что без умолку утверждавшая свое «я» на новом месте, внезапно растрогалась и смолкла.

– Как у вас хорошо, – прошептала она, и Ольга, положив на раскладушку белье и одеяла, тихо вышла.

Уже когда они ложились, отец Василий нежно прижал супругу к себе.

– Ты – лучшая терапия на свете, – ласково сказал он. – Мне тебя Господь подарил.

На следующий день, в понедельник, без пяти одиннадцать отец Василий уже стоял на пристани. Вокруг лениво шныряли загорелые мужички, предлагая немногочисленным зевакам прокатиться на острова, но настоящей работы для них сегодня не было – по понедельникам усть-кудеярцы большей частью работали. Отец Василий заметил здесь и Петра, с которым не так давно штурмовал теплоход, а расстался всего-то сутки назад, и приветливо ему улыбнулся. Петр радостно улыбнулся в ответ, обнажив щербатый рот на черном от загара лице, и что-то сказал своему товарищу. Теперь уже оба они пялились на священника, отчего отец Василий чувствовал некоторую неловкость. Он понимал, что тогдашние события с теплоходом давно и весьма активно обсуждаются местным населением, а такая слава лично ему была не нужна.

«Хорошо еще, что они про субботние события ничего не знают!» – попытался утешить себя священник. Но успокоиться не удавалось, после «рыбалки» с Костей все, связанное с рекой, вызывало в нем только тревогу. Он понимал, что это глупо. Жизнь волгарей, хочешь не хочешь, насквозь пропитана этой великой рекой, и бояться Волги только потому, что с ним здесь что-то случилось, глупо и нелогично. Но сегодня он был как раз глуп и нелогичен.