Михаил Серегин - Крестом и стволом

Едва закончилась эта криминальная круговерть вокруг бандитских денег, священник забрал Олюшку домой, с восторженным удивлением отметив, как увеличился ее живот. Казалось бы, он и не виделся-то со своей беременной женой от силы недели две… или три? Ольга сразу же принялась наводить порядок, на кухне стало пахнуть блинами, в ванной комнате – сладковатым цветочным шампунем, а во всем доме – налаженной семейной жизнью. Огромное напряжение, в котором отец Василий жил последнее время, спало, и священник с трепетом душевным отмечал, сколь много, оказывается, значат для него эти маленькие семейные радости, о которых он и позабыл в суете и тревогах. Впрочем, забыл – не то слово; он всегда и все помнил и здорово тосковал по утраченному, просто в какой-то миг нормальное семейное счастье стало казаться ему нереальным, почти невозможным. И вот теперь все возвращалось на круги своя.

Правда, в городок нагрянули сразу несколько комиссий, и, как подозревал главврач Костя, целью большинства из них была надежда как-то поживиться на вновь обретшем цену парфеновском наследстве. Но священник предпочитал оставить домыслы сплетникам, для него даже приезд одной комиссии, а точнее, следственной группы, обернулся большой головной болью. Потому что сразу же пришлось давать показания о причинах гибели начальника СИЗО майора Тохтарова.

– Значит, вы утверждаете, что Марата Ибрагимовича убили умышленно? – сурово посмотрел на священника через стол руководитель группы, массивный мужик с обрюзгшим лицом и тяжелыми, набухшими веками.

– Я этого не утверждаю, – решительно поправил его отец Василий. – Но одно я могу сказать совершенно точно: никакой необходимости в стрельбе не было. Мы вышли безоружными, а нас буквально расстреляли!

– По вам не скажешь… – буркнул военный следователь, искоса глянув на крепкого, источающего жизненную силу священника.

– Мне повезло, сохранил господь.

– И вы по-прежнему настаиваете на том, что в СИЗО были совершены массовые убийства подследственных?! – повысил голос военный следователь.

– Я только слышал из-за двери, как часа два подряд по коридору волоком таскали что-то тяжелое, а когда мы ползли к выходу, пол был залит кровью.

– Но вы ведь не видели убитых своими глазами?! – поставил на место не в меру расфантазировавшегося попа следователь. – Да их и быть не могло. Факты говорят обратное – в СИЗО не было столько людей, сколько вы говорите!

– Кровь я не только видел. Пока мы ползли, я ею пропитался насквозь! – решительно повторил свои показания священник. – А насчет количества… Я же говорил вам: Марат Ибрагимович называл мне цифру – восемьдесят шесть человек. Я не знаю, сколько из них отпустили, а сколько… было убито, да и никто этого теперь не скажет. Ведь документы сгорели в ту же ночь, а остатки золы Ковалев распорядился вычистить.

– Да кто вам сказал, что документы хранили в кладовке?! – с болью в голосе воскликнул сидящий здесь же молодой следователь.

– Сам покойный Тохтаров.

– Легко вам «лишняк» на погибшего вешать, – покачал головой руководитель группы. – Он-то вас уже опровергнуть не может.

С ними все было ясно: смерть Тохтарова сама по себе была серьезнейшим ЧП областного масштаба. Да еще и от рук своих… И, разумеется, для комиссии было бы проще, если тогда же погиб бы и поп. Но он остался в живых и даже давал показания. И следователи вздыхали, морщились, терли подбородки руками, но поделать ничего не могли – отец Василий упрямо стоял на своем. И тогда его благодарили, отпускали домой и даже лично-с провожали до дверей, а назавтра вызывали снова, якобы уточнить детали, а на самом деле, дабы образумить несговорчивого попа и вывести из-под удара молодого перспективного начальника районного УВД.

Впрочем, в своем стремлении опорочить Ковалева священник был не одинок. Бог весть как прознавшие про визит областной комиссии родственники якобы ударившихся в бега, а фактически пропавших без вести бандитов осаждали следователей денно и нощно – и в административном корпусе следственного изолятора, где члены комиссии заняли два лучших кабинета, и в гостинице, и даже по пути на работу и с работы. Те отбивались как могли, но чувствовавшая в лице отца Василия поддержку «духовной власти» бандитская родня была настойчива и последовательна. Конечно же, священник никому «ничего такого» не советовал, да и не собирался, но и позиции своей ни от кого не скрывал.

– Духовная помощь отошедшей душе крайне важна, – отвечал он на вопрос, надо ли служить заупокойную, если разбитое материнское сердце говорит, что Ванечка, или Коленька, или Петенька покинул мир живых. – И знать, что с человеком произошло на самом деле, обязательно следует…