Михаил Серегин - Крестом и стволом

– А фамилия? С какой такой стати ты вдруг Чукалиным заделался?

– Ты не поверишь! – рассмеялся Коробейник. – Я права подделал! Грех, понимаю, да только время – деньги, а мои права тю-тю, крылышками махнули. А паспорт до сего дня вон в чемоданчике лежит, вместе с пушкой, можешь посмотреть, пока я добрый.

Отец Василий покачал головой и начал заваривать чай. Получалось, конечно, складно… слишком складно. Он посмотрел на своего боевого друга и вдруг устыдился. Ни разу Коробейник сегодняшний не поступил так, как не поступил бы Коробейник вчерашний, тот самый, что спас ему жизнь, подставившись под бандитскую пулю. И если бы не чужая фамилия в правах, у священника и тени сомнения бы не возникло. Ни в чем.

Он разлил чай по чашкам и тревожно выглянул в окно. Но Ольга, умывшаяся и причесанная, уже деловито хлопотала на кухне – он помнил, что у нее со вчерашнего дня осталось недоваренным варенье.

– Хорошо тебе! – внезапно сказал Коробейник. Он произнес это с таким чувством, что отец Василий опешил.

– А ты что же? – не нашел чего умнее спросить он.

– Знаешь, – отхлебнул Коробейник из чашки. – У меня ведь дом покруче твоего. На летней кухне мебель из испанского дуба, а пригласить некого…

– А ребята?

– Да нет уже, считай, никого, – покачал головой Санька. – Каспер и Дух погибли. Это ты помнишь. Чижа посадили – не тому, кому надо, челюсть сломал. А остальные рассосались как-то. Нет никого. Я пару раз к ротному зашел, а говорить-то и не о чем. У него учебный план, молодняк, а у меня с турками встреча да с партнерами «стрелка». Вот так и живем. Ладно, – поднялся он. – Спасибо, так сказать, за хлеб-соль, а мне пора.

– Что, Бухгалтера пойдешь искать? – искоса глянул на друга отец Василий.

– А чего его искать? Я знаю, кто он, – усмехнулся Санька.

– Да ну? – не поверил отец Василий.

– Вот те крест! – насмешливо перекрестился друг. – Только рано его брать, – покачал он головой. – Есть у меня информация, что не время пока Бухгалтера трясти. Нужно еще немного в засаде посидеть.

Санька встал, и его тут же перекосило от боли.

– Вот всегда так! – засмеялся он. – Пока в деле, ничего меня не берет! А стоит расслабиться… Можно вопрос, Мишаня?

– Конечно, – пожал плечами священник.

– Ты-то каким боком к Парфену стоишь? За каким хреном они этот беспредел учинили? Почему они думают, что ты с этим связан?

Отец Василий на секунду задумался.

– Видишь ли, Санек, – медленно, с расстановкой произнес он. – Парфен-то после той аварии, можно сказать, у меня на руках умер. Да и до того у нас пара интересных встреч была, – он вцепился в еще не просохшую бороду пальцами и завершил: – Я понимаю, что этого мало, но, похоже, где-то сработал испорченный телефон. Помнишь такую игру? Была у нас в детстве… Сказали одно, а услышали другое.

– Ладно, пошли, багажник мне откроешь, чемоданчик свой заберу, – улыбнулся Санька своей открытой, безмятежной улыбкой. – Или, знаешь, припрячь его у себя. Будет повод еще раз к тебе зайти, чайку попить.

Отец Василий открыл багажник, проводил Саньку долгим, тоскливым взглядом и вернулся в дом. Он не представлял, что будет делать, как сможет обезопасить жену от повторения случившегося. Но Ольга все решила сама – быстро и однозначно.

– Знаете, батюшка, что-то мне здесь неуютно, – подошла она к мужу и внимательно посмотрела ему в глаза. – Вы как хотите, а я к Верке пошла.

– Почему? – спросил отец Василий, пережив мгновенное неконтролируемое замешательство, и тут же почувствовал исходящую от этого слова фальшь.

– А к кому еще? – задумчиво произнесла Ольга. – Можно, конечно, и к Анзору. Но у него и так полон дом, мал мала меньше, обедают в две смены. А у Веры, хоть комнатенка и маленькая, зато спокойно. Я у нее гостила, знаю.

Смысл в предложении был. В том, что Вера примет Олюшку, отец Василий не сомневался. По крайней мере там однозначно будет спокойнее. Конечно, отцу Василию было как-то не по себе от мысли, что он, крепкий, тренированный мужчина, не может защитить супругу, но он понимал, что это в нем просто гордыня говорит – недостойное его сана, мелкое, эгоистическое чувство. Он видел и другое: жена оказалась куда как крепче, чем он думал, и, наверное, если бы она расплакалась или вообще устроила шумную, с битьем посуды, истерику, было бы проще. Но она повела себя в момент настоящего испытания жестко и точно, почти по-мужски.

– Пожалуй, ты права, – после недолгого размышления признал он. – Сегодня пойдешь?