Михаил Серегин - Крестом и стволом

– Идем перетолкуем, – вышел из света фар и сразу же пропал в темноте Санька. – Ну, иди сюда, я жду.

У машины явно наступило замешательство, но потом один все-таки отделился и шагнул туда, где должен был стоять Коробейник. Минуты две ничего не было ни видно, ни слышно, но потом оба появились у машины, а еще через минуту Санька махнул священнику рукой:

– Иди сюда, поп.

Отец Василий подошел. У машины стояли трое незнакомых мужиков, но ни Батона, ни Рваного среди них не было.

– Сядешь спереди, – распорядился один, и отец Василий, не глядя на Коробейника, отправился на переднее пассажирское место. – А ты с нами, сзади, – показал рукой на дверцу мужик и забрался в машину первым.

Водитель добавил оборотов, машина тронулась и, качаясь на бесчисленных кочках, пошла через лес. Отец Василий попытался сообразить, куда они едут, но никаких строений в том направлении он не помнил. Плохо! Если базар начнется в лесу, он почти со стопроцентной вероятностью там же и закончится – братской могилой на троих… или сколько там получится. Хотя Бухгалтер им нужен не за этим. Значит, на двоих.

Однако вскоре машина пошла ровнее, и через пару километров они подъехали к тускло освещенному одноэтажному зданию административной архитектуры, одиноко стоящему среди полей. Это могло быть что угодно: от метеостанции до опытной сельскохозяйственной лаборатории.

Отец Василий дисциплинированно дождался, когда его пригласят выйти, и с опущенной головой побрел вслед за вожаком и Санькой. Сейчас он должен оставлять впечатление человека, парализованного ужасом и плохими предчувствиями. Впрочем, притворяться ему почти не приходилось.

Их провели по небольшому коридору и подтолкнули в одну из открытых настежь дверей. Отец Василий огляделся. Ольги здесь, понятное дело, не было. А кроме тех троих, что привезли их сюда, в комнате сидели еще трое: Рваный, Батон и приземистый крепкий мужик с тусклым взглядом.

– Ну вот мы и встретились, попик! – удовлетворенно заржал Рваный. Он и здесь не мог усидеть на месте и беспрерывно ерзал на оседланном задом наперед стуле.

– Это ты, что ли, Бухгалтер? – с нескрываемым интересом уставился на Коробейника Батон.

– Я.

– Чем докажешь?

– Тебе, Батон, я доказывать ничего не буду. Был бы здесь не ты, а Лось, тогда поговорили бы. А с тобой о чем мне базарить?

Батон опешил.

– Ты что, Лося знаешь?

– Лично не видел, а дела совместные вел, – пожал плечами Коробейник. Он сделал это с таким чувством собственного достоинства, что священник внутренне ахнул. Да и на Батона сила, исходящая от Коробейника, явно произвела впечатление.

– Ладно, как хочешь, – улыбнулся Батон. – Давай, садись. Поговорим.

– Женщину ему отдайте, – кивнул на священника Коробейник.

– А что тебе до нее? – удивился Батон. – Пусть сам за себя отвечает.

– Пусть, – пожал плечами Санька. – Только, прежде чем базар начинать, я хочу посмотреть, как ты сам за себя отвечаешь.

– Не понял, – привстал со стула Батон.

– Я объясню, – усмехнулся Коробейник. – Обещал бабу отдать – отдай. А я посмотрю.

Батона перекосило. До этого самого момента предельно вежливый и даже интеллигентный, он в один миг стал другим.

– Не много ли на себя берешь?

– Нормально, – не шелохнулся Санька. – Парфен претензий не имел.

– Парфен – покойник! – заорал Батон. – Теперь я тебе буду говорить, что делать!

– Не с того ты конца начал, Батон, – улыбнулся Коробейник. – Сам посмотри: ты сидишь, а я стою. Бабу обещанную представить не можешь, отношения со мной портишь. Это тебе Лось поручал или другое что?

– Не твоего ума дело, что мне Лось поручал! – зло ответил Батон, но пыл умерил. – Рваный! Принеси стулья!

Рваный недовольно поднялся и побрел в коридор. Он прошел совсем близко от отца Василия, так, чтобы наверняка задеть его плечом, и священник, подыгрывая, предупредительно отступил в сторону.

Батон встал со стула и отошел к окну. Он был в бешенстве, но показывать этого больше не хотел, понимал, что это неумно.

Вернулся и с грохотом поставил стулья на середину комнаты Рваный. Отец Василий с тоской подумал, что Ольги здесь может и не быть.

– Садись, Бухгалтер, – снова повернулся к ним Батон. – Чего ты хочешь? Бабу? Будет тебе баба. Рваный, приведи.

Рваный скривился, но вышел. Отец Василий напрягся.

– Стулья? Вот они, садись. Что еще? А?

– Сейчас объясню, – Санька взял стул и отошел с ним в сторону, так, чтобы видеть всех.

В коридоре послышалась возня, и отец Василий обернулся. В двери показалась Ольга. Она не была связана, но бледное лицо и тревожные глаза говорили сами за себя. Священник протянул руки, но Рваный потащил ее в сторону, искоса поглядывая на Батона, – попа он за человека вообще не держал.