Сергей Зверев - Гастроли Жигана

Чернышевский скрипнул зубами. Он и сам совсем недавно думал о своих людях почти то же самое, что сказал сейчас Макеев.

– Это мои проблемы, – сказал он вслух. – Вы давайте о своих говорите. И вообще – ближе к телу, как говорил французский писатель…

– Мопассан никогда этого не говорил, – перебил его Макеев. – И не писал. Дерьмовую образованность будешь демонстрировать перед своими гавриками, которые, кроме тюремных стенгазет, ничего не читали.

– Я знаю, что ты за нами охотишься, – сказал Панфилов, решив, наконец, говорить так, как получится. – Не скажу, чтобы нас это сильно беспокоило, но неприятно, вроде как гнус какой-то вокруг тебя летает – кусает, в рот и нос лезет. Поэтому я тебе предлагаю – оставь нас в покое. Со своей стороны обещаю, что мы вас тоже в покое оставим. И все! Разойдемся, как и не видали друг друга никогда. Вы о нашем существовании забудете, мы – о вашем. Если, конечно, вы нам сами о нем не напомните…

Чернышевский усмехнулся.

– Струсил, – покачал он головой. – Этого надо было ожидать. Когда своя жизнь под вопросом, и под очень большим вопросом, по-другому на мир глядишь. Я это по себе знаю, немало лет прожил в постоянном напряжении. Осточертело все – невозможно просто. Готов был иногда сам себе пулю в лоб пустить.

– Ни хрена ты не понял! – перебил его Панфилов. – Но я душу перед тобой раскрывать не собираюсь. Если я тебе что-то предлагаю, значит, я так решил. А почему решил – не твое собачье дело! Решил, и все! Повторяю специально для бестолковых: мир не предлагаю, а пакт о ненападении готов заключить.

– Ну да, знаю я такие пакты! – усмехнулся Чернышевский. – Отмазка. А потом – кто кого первый!.. Нашел, тоже мне, Молотова с Риббентропом! Почему я тебе должен верить?

– А ты и не верь! – согласился Панфилов. – Я и не предлагаю верить. Я предлагаю просто не нападать друг на друга. У вас что, врагов других нет больше? Не найдете, с кем подраться, кого на тот свет отправить? Я же сказал – я трогать вас больше не буду. – Он на секунду замолчал и добавил: – Противно мне…

«А ведь он и правда не будет больше наших мочить! – подумал Чернышевский. – Что-то у него там в голове перемкнуло. Оно и к лучшему. Тем быстрее мы его замочим. И потерь меньше будет».

– А чего бы вам с ментами не задраться? – спросил вдруг Панфилов. – Ты сам-то не дрейфишь часом, а? Пошерстили бы ментовку, взяли бы Москву полностью в свои руки! Порядки бы в столице свои установили. По понятиям, а? Как тебе такой план? С ментами-то, наверное, не очень хочется связываться, очко-то играет? Понимаешь, что бесполезно с ними связываться! Что победить их нельзя, можно только отменить! Отменить вместе со всем существующим сегодня порядком и установить другой, новый порядок! Свой порядок! Тогда менты окажутся вне закона. Вот тогда-то их и можно прижать будет. А пока – вне закона вы, и менты всегда будут за вами гоняться, как собаки за кошками, это у них в природе. От этого их не излечишь…

Чернышевский чуть не заулыбался во весь рот, и только старая конторская привычка контролировать поведение в любой ситуации заставила его сдержаться. Но настроение у него резко повысилось.

«Молодец! – подумал он о Панфилове. – Сам решение проблемы подсказываешь. Менты, говоришь? Отлично! Теперь я готов с тобой заключить договор о ненападении, как ты выразился. Да обо всем, о чем угодно! Хоть о взаимной любви и согласии! Вот мент и будет на тебя охотиться, а я в стороне останусь. Вот и договорились!»

– Убедил! – сказал он вслух. – Верить я тебе, конечно, не буду. Придется, наверное, за тобой даже присматривать.

– Нет! – сказал Панфилов. – Никакой слежки! Контролировать меня не надо! Если я слово дал, ему можно верить.

Чернышевский усмехнулся.

– Вот и верь своему слову, – сказал он. – Я больше своим глазам поверю, чем твоему слову! Слово он дал! В задницу свое слово засунь!

Панфилов опешил и даже привстал слегка, но тут же взял себя в руки и сел обратно. Он даже промолчал, хотя это и не просто ему далось.

– Ладно! – проворчал Чернышевский. – Надо будет, мы тебя по-любому найдем! Если договор нарушишь, разговор короткий будет.

– Короткие разговоры прибереги для своих шавок, – ответил Панфилов. – Если договорились, можешь отчаливать. Больше мы тебя не задерживаем.

Чернышевский сжал зубы, но встал молча.

– Надеюсь, больше не увидимся, – процедил он на прощание.

Панфилов согласно закивал.

– Давай, давай, топай! – сказал он. – Извини, провожать не будем. Дорогу сам найдешь.