Сергей Зверев - Легальный нелегал

Бэр довольно хорошо разглядел ее. Если поначалу он оценил ее возраст максимум в двадцать лет, то, увидев ее симпатичное, но с немного резковатыми чертами лицо и глаза умудренной опытом женщины, больше стал склоняться к двадцати пяти – двадцати семи годам. Девушка тщательно следила за собой, вполне знала о своей привлекательности и наверняка умело ею пользовалась. Странным было лишь то, что за все время не нашлось ни одного мужчины, который не то чтобы начал приставать к одиноко сидящей девице, но даже не попытался познакомиться с ней. Все, кто проходил мимо или заказывал бармену выпивку, только вежливо здоровались с ней, даже не пытаясь заигрывать.

Оставив анализ блондинки на потом, Алекс прислушался к разговору двух «белых воротничков», занявших соседние с ним стулья.

– …да ты что, Ганс! Наш президент ни за что не выпустит такое ценное изобретение из страны!

– Допустим! – упрямо мотал головой Ганс. – Сам аппарат он может оставить здесь, как разработанный на территории республики. Но русского-то он никак не удержит! Это же скандал! А без него кто в этом двигателе разберется?

– Да запросто удержит!

– В тюрьму, что ли, посадит?

– А хоть бы и так!

Улучив момент, Алекс поставил свой стакан и во всеуслышание заявил:

– Тогда он будет похож на собаку на сене. Только евроатлантическая цивилизация может разумно распорядиться изобретением.

– Это почему это? – повернулся к нему Ганс.

– Произойди это в нормальной стране, например в Германии, – Бэр нарочно говорил громко, чтобы привлечь к себе внимание своей точкой зрения, – уж нашлись бы достойные аргументы, чтобы уговорить гения жить там и работать дальше. Да у него и самого мысли бы не возникло куда-нибудь ехать! А все потому, что там живут умные люди, способные оценить и, самое главное – воплотить идею в жизнь!

Публика, для которой он произносил свои пламенные речи, реагировала по-разному. Кто-то, заслышав критику власти, поспешно отворачивался, кто-то молча выслушивал. Но были и те, кто всерьез заинтересовался. Над ухом раздался низкий женственный голос:

– Вы действительно так считаете или это дешевый популизм?

Алекс неспешно обернулся и смерил переместившуюся поближе к нему блондинку оценивающим взглядом.

– А вы считаете популизмом уважение к арийской расе? – вопросом на вопрос ответил он, с удивлением отметив, что Ганс и его приятель с появлением блондинки тихонько ретировались.

– А откуда вдруг такое уважение? Вы ведь не немец?

– Необязательно им быть, чтобы видеть очевидное, – завернул Бэр, краем глаза любуясь колышущейся при дыхании грудью собеседницы.

– Вы американец, так? – довольно резко спросила она, осмотрев его с ног до головы.

– Меня выдали мои джинсы? – улыбнулся Алекс.

– Нет. Вас выдала ваша самоуверенность, мистер… как вас там?

– Смит. Сэмюэль Смит. Можно просто Сэм. А ваше имя позволите узнать? – Тут Бэр ни капли не соврал: у него в бумажнике действительно лежало водительское удостоверение на имя Смита с его фотографией. А свою собеседницу он узнал еще раньше.

– Хельга Брунер, – с вызовом ответила блондинка. – Это еще раз подтверждает, что вы не местный. Меня здесь все знают.

– О! Так это ваша статья о русском изобретателе наделала столько шума? У вас сильный слог, фрау Брунер!

– Фрейлейн. Может, закажешь мне стаканчик, Сэм, а заодно и просветишь, откуда такой интерес к немецкой прессе и чудное владение языком? – Голос Хельги немного потеплел, и она уже с интересом разглядывала могучий бицепс «американца», обтянутый коротким рукавом белоснежной футболки.

– С удовольствием, Хельга! Могу я так тебя называть?

Сделав заказ, Алекс посмотрел в глаза немке. Откровенной вражды в них уже не читалось, но настороженность еще можно было заметить. Обнажив в улыбке ровные белые зубы, он со вздохом признался:

– Моя бабушка была немкой. Дед увез ее в Штаты сразу после войны.

Соломинка погрузилась в щель между чувственными губами Хельги, на которых мерцала дорогая помада. Сделав глоток, она выпустила ее и приподняла бровь:

– Это многое объясняет.

Их глаза встретились: голубой лед и бархатно-серые грозовые тучи. Алекс подкоркой почувствовал ее влечение к нему. Но внешне фрейлейн Брунер по-прежнему оставалась холодной белокурой бестией. Помолчав немного, она проронила:

– Я не люблю янки, но ты, кажется, не такой, как они все.

Не отрываясь от ее испытующего взгляда, Алекс как можно убедительнее изрек: