Дмитрий Вересов - Сердце Льва

Когда прибыли на базу, Хорст сразу же подозвал Ганса и, оторвав, отдал ему пуговицу-фотоаппарат.

— Проявить, отпечатать, негатив уничтожить хочу знать об этой дамочке все. Потом он приказал кормить людей, сам с волчьим аппетитом съел крошенку из редьки с простоквашей и сметаной, наваристый украинский борщок и рыбу, жаренную в кляре по-московски, скомандовал в расположении отбой и с наслаждением нырнул в крахмальную прохладу простыней.

Снились ему радужные пески пустыни — вечные, мерцающие, напоминающие о смерти и круговороте тзни. А потом был скорый подъем, высококалокалорийный ужин, недолгие сборы. И вот снова — улочки Каира, мост через сонный Нил, древняя, уходящая в никуда дорога. Быстро допылили до берегов песчаного моря, взяли вооружение-снаряжение, пошли. Полночная пустыня шипела по-змеиному, в небе посверкивали южные, необычайно крупные звезды. «Что за черт», — Хорсту вдруг показалось, что одна превратилась в правильный синий многоугольник, один в один какой он видел, странствуя по Кольскому. В загадочную восьмиконечную звезду из призрачного видения. Обманную и непостижимую.

«Неужели снова меричка? — Он отчаянно моргнул, бешено потер глаза, но тут же расслабился и вздохнул с облегчением. — Нет, не меричка». Понял, что видит Сириус, звезду хоть и яркую, но вполне банальную. Собачью. Ну и слава Богу, видно, обман зрения. Только радовался Хорст напрасно. Пока он любовался звездами, его чуть не приголубила вздыбившаяся кобра, хорошо, Ганс успел сбросить ее своим эбеновым стеком. Нет, в ночной пустыне нужно под ноги смотреть, а не витать в небесах, пусть и необыкновенно красивых. А то можно на них попасть…

Выдвинулись на исходную, осмотрелись, прислушались. Жизнь в лагере была локализована в двух палатках — в одной храпели на пару, густо и заливисто, из другой доносились пьяненькие в меру голоса:

— А вота мы винями! А вот мы крестями! Давай-ка, лейтенант, подставляй шнобель!

Хорст, Ганс и начальники секторов вытащили пистолеты с глушителями, бесшумно дослав патроны, по-пластунски подтянулись поближе и… ни голосов, ни храпа, ни лейтенанта со шнобелем. Только шепот звезд да змеиное шипение песков.

Хорст убрал дымящийся «ПБ» и махнул рукой в сторону гробницы.

— Ганс и остальные, за мной. Херр Опопельбаум, прошу вас.

Торопясь, они подошли к скале, откинули деревянный щит, закрывающий вход в гробницу, дружно посветили фонарями — каменная лестница вела в длинный коридор. Он был уже расчищен, дальний его конец перекрывала каменная кладка. Нетронутая, отмеченная глиняной печатью царских усыпальниц с оттиском шакала и девяти фигур.

Когда пробили стену, открылась тесная, не повернешься, гробница, саркофаг, хоть и прекрасного желтого кварцита, но выполненный грубо, как бы наспех, без души. Ни замысловатых барельефов, ни вычурных иероглифов, ни богинь-охранительниц по углам. Халтура. Да еще второй саркофаг, победнее, с деревянной крышкой с барельефом Исиды. Женский. Гробница эта чем-то напоминала двуспальную кровать, узкую, продавленную, с нестиранными простынями. Но это только на первый взгляд.

— Ну-с, что тут пишут? — Херр Опопельбаум подошел к стене, кашлянув, поводил лучом, и фонарь в его руке задрожал. — О майн готг, Четырнадцатая династия! Это же картуш неизвестного наукб фараона. Как его… Хидаша Первого…

— Что-то неважно шли дела в Четырнадцатой династии. — Хорст тоже поводил лучом и сделал знак своим, чтобы приступали к реквизиции. — Евреи, случаем, не в то время из Египта исходили?

— Да нет, Моисеем там еще и не пахло. — Херр Опопельбаум всмотрелся в иероглифы, тихо засопел, и голос его сделался злым: — Майн готт, и здесь революция. Вы только посмотрите, что они пишут! Правители земель разбежались… Брат убивает брата… Сыновья поднимают руки на матерей… Районы Египта опустошены… А вот и о самом фараоне: «Говорили, что он пастух всех людей? Что в его сердце нет зла? Где он сегодня? Не заснул ли он? Не видно его могущества…»

— Ни черта не видно, — согласился Хорст, а тем временем шкрябнул лом, что-то тяжело упало на пол, и спустя секунду Ганс позвал:

— Штурмбанфюрер! Херр штурмбанфюрер!

— Ну что там еще?

Хорст обернулся, подошел поближе и обомлел. В женском саркофаге действительно женщина. Но не иссохшая безобразная мумия, а как живая — стройная, смуглокожая красавица, пышногрудая и крутобедрая, беспробудно спящая уже четыре тысячи лет. С открытыми глазами, вставными, сделанными из арагалита и обсидиана. С маленьким букетиком цветов на прекрасном лбу…