Она потянулась к его брюкам, по-хозяйски водрузила руку на гульфик.
— Погоди… — пролепетал Тим. — При нем? Она убрала руку, удивленно посмотрела на недвижимого Брэда.
— Какая разница? Лежит статуя, совсем без …уя, рука поднята, в руке лопата. — Она осторожно вынула вилку из бесчувственной длани, с аппетитом сжевала трофейную рыбку. — Лично мне его присутствие только добавит куражу.
— Зато мне убавит. — Тим поднялся. — Помоги-ка мне оттащить его… Нет, лучше я сам. А ты приготовь, пожалуйста, пару бутербродов, рюмочку налей, положи побольше всякой зелени… Нанесем визит, только ты не удивляйся…
Он без труда взвалил на плечи субтильного доктора психологии, вынес в коридор и локтем постучался в дверь Варвары Ардальоновны.
— Андрюшенька, ты?
Она оторвалась от пасьянса, поправила очки, без удивления посмотрела на застывшую на пороге двухфигурную композицию. Даже трехфигурную — из-за плеча Тима с любопытством выглядывала Лена.
— Мам, у нас тут гости, можно, он пока у вас полежит, на батиной кровати… — монотонной скороговоркой пробубнил Тим, внося в комнату мистера Собаччи. — А мы вам гостинчиков, травки всякой…
Варвара Ардальоновна рассеянно кивнула и вновь углубилась в пасьянс. Тим уложил американца на кровать, устроил поудобнее, жестом показал Лене, чтобы поставила тарелку с угощением на столик, по правую руку от Варвары Ардальоновны. Та не обратила на Лену никакого внимания, повела носом над огурцами, спаржей и зимней клубникой, отвернулась в угол и негромко кликнула:
— Арнульфушка!
Тим тронул Лену за рукав.
— Пойдем.
Та пожала плечами, молча вышла.
— Но это же не твоя мать! — сказала она в коридоре. — Кто это? И почему Андрюшенька? И что еще за Арнульфушка?
— Соседка это, — неохотно отозвался Тим. — Не обращай внимания, она со странностями…
Им никогда еще так не любилось, как в эту ночь. Лена была неистова и разнузданна, как вакханка. Билась горлицей, раненой стрелой амура, влюбленной бабочкой сгорала в пожаре страсти, бешено стонала, шептала что-то нежное, задыхаясь от наслаждения, изливала на любимого потоки отборнейшей хриплой брани. Кончала мощно и многократно…
Тим лежал на влажной, скомканной простыне, опустошенный, выжатый до капли, дышал медленно, сознательно замедляя бешеный пульс. Когда сбил до приемлемой скорости, дотянулся до Лениных губ, бережно забрал сигарету — «Мальборо», блин, из того же валютного рога изобилия! — жадно затянулся.
Она приподнялась на локте и с улыбкой смотрела на него. Он улыбнулся в ответ.
— Ты, мать, превзошла саму себя. Будто в последний раз…
Она внезапно нахмурилась, вырвала у него сигарету и села, отвернувшись и кутая плечи в одеяло.
— Лен, ты что? Что с тобой?
Он протянул руку, дотронулся до растрепанных рыжих кудрей. Она отстранилась.
— Да что, черт возьми, происходит?!
— Тим, милый, любимый мой, выслушай меня, умоляю, выслушай и постарайся понять… — Она говорила глухо, не оборачиваясь, и он видел только ее раскачивающийся затылок и негустой, плавающий дымок сигареты. — Дело в том, что Брэд, он… он мой муж…
— Если это шутка, то крайне неудачная, — после долгой паузы сказал Тим.
— Это не шутка. Мы познакомились два года назад, — продолжила она, не меняя позы. — Он приехал к нам на факультет по международному обмену, читал лекции для аспирантов, вел семинары по инженерной психологии. Я писала у него реферат, и мы… в общем, мы сошлись… А прошлым летом он был в Москве на международной конференции, там и расписались… А теперь он специально приехал за мной, послезавтра мы вылетаем в Стокгольм, а оттуда — в Нью-Йорк.
— Выходит тогда, на твоей даче, я делал предложение замужней женщине? — глухо проговорил Тим. — Господи, какой идиот… А ты — ты, Ленка, сука. Дешевая, продажная сука! Я понимаю, если бы тут любовь, а так… За тряпки продалась, комсомольская богиня, за жрачку эту говенную!
Она резко повернула голову, в упор посмотрела на Тима.
— Ну, ударь меня, ударь. Убей, если так тебе легче будет, — сказала она свистящим шепотом. — Только избавь от лекций по коммунистической морали. Ты же умный парень, Тим, ты же сам прекрасно видишь, в каком дерьме мы все тут живем. А дальше будет только хуже. Система в маразме. У этой проклятой страны нет будущего, а если и есть, то такое, какое и в самых страшных кошмарах не привидится! И свалить отсюда — это не просто мечта, но и долг каждого разумного человека! Долг перед самим собой, перед детьми и внуками, перед человечеством, наконец! И для этого все средства хороши… А любовь — о любви я, утенок мой знаменитый, тоже подумала. Вот устроюсь там, обживусь, зашлю тебе какую-нибудь лупоглазую американочку с гуманитарными наклонностями…
Читать дальше