Фридрих Незнанский - Дорогие девушки

— Мне нужен адрес человека, который пятнадцатого числа этого месяца заказывал у вас рамы. Вернее — адрес, по которому вы доставляли заказ.

— Что ж, пойдемте в мой кабинет, поищем.

Кабинет у бывшего угонщика оказался размером чуть больше кладовки, узкий и длинный. Зато у дальней стены кабинета стоял стол с «навороченным» компьютером со всеми «примочками» и «прибамбасами», как тут же доложил Турецкому сисадмин.

— На обстановку не смотрите, — слегка смущенно сказал Василий. — Тут главное — техника.

— Значит, на технику владельцы магазина денег не жалеют?

— Владельцы-то? Да они третий месяц обновить вывеску не могут — жалеют денег на краску, а вы говорите «техника». Нет, комп я упаковал сам. Покупал все «примочки» на свои кровные. Правда, если уволят, я все заберу с собой. Я сразу договорился.

Сисадмин сел за стол и тут же забегал пальцами по клавишам.

— Какое число, вы сказали, вас интересует?

— Пятнадцатое.

— Пятнадцатое, — медленно, врастяжку повторил сисадмин, постукивая по клавиатуре. — Тэк-с… Посмотрим, что у нас было пятнадцатого числа… Анна, вот. Есть!

— Что там? — Александр Борисович склонился над монитором.

— Было четыре заказа. Один купил краски и грунтовку… Трое других — подрамники и рамы. Итак, у вас три возможных варианта. Какой из троих выберете?

— А что, имен тут нет?

— Есть — Саша, Дэн и Михаил. Фамилий мы не спрашиваем. Нам достаточно знать номер домашнего телефона и адрес.

Турецкий недовольно нахмурился.

— Мне нужен постоянный клиент, — сказал он.

— Сейчас посмотрим. — Сисадмин снова застучал по клавишам. — А-га, — проговорил он, таращась в экран. — А они все трое — постоянные.

— Мне нужны адреса и телефоны.

— Пожалуйста, я вам распечатаю.

Сисадмин ударил пальцем по клавише и послал страничку в печать.

Луч солнца медленно переползал с щеки на глаз. Когда он коснулся краешка глаза, глаз открылся. Снова закрылся и снова открылся. Хриплый со сна голос произнес:

— Вот черт… Кажется, я заснул.

Он поднял голову и зевнул, затем огляделся по сторонам, не сразу вспомнив, где находится. Затем увидел распятую на столе обнаженную женщину и улыбнулся.

— Прости, малышка, я заснул, — сказал он и протянул руку, чтобы погладить пленницу по голове, но тут же отдернул руку и зашипел от боли. Он совсем забыл про прокушенную кисть. По бинту расползлось темно-красное пятно.

— Срань Господня… — в сердцах прошептал он. — Ну, посмотри, что ты наделала, дрянь. Эй! Ты жива?

Он встал со стула и склонился над лицом пленницы. Глаза ее были закрыты. Он приложил здоровую руку к ее шее, выждал несколько секунд и облегченно вздохнул:

— Жива. А ну-ка, открой глаза и скажи папочке «доброе утро!»

Он пальцами раскрыл ей веки, женщина дернула головой и застонала.

Он засмеялся.

— Вот и хорошо. Прости, малышка, я уснул, не закончив работу. Слишком сильно устал. Но теперь мы все исправим. — Он посмотрел в окно и удовлетворенно кивнул. — Хороший свет. Я сделаю тебя богиней любви. А картину назову… «Пробуждение Венеры», — торжественно проговорил он.

Он выбрался из-за стола и подошел к крану. Открыл воду, набрал пригоршню воды и брызнул себе на лицо.

— Уф… Хорошо. Чувствую себя отдохнувшим. Ну а ты? Ты хорошо поспала?

Пленница что-то тихо замычала в ответ.

— Если не выспалась, можешь еще вздремнуть, — милостиво разрешил он. — А я пока займусь приготовлениями. Люблю работать с утра.

Он прошел к мольберту. Солнце ярко освещало лежащее на столе тело. Несколько минут он возился с тюбиками красок и растворителями, все это время с губ его не сходила улыбка. «Это будет самое лучшее из моих произведений, — думал он, смешивая краски. — И на этот раз мы обойдемся без Тициана и Караваджо».

— Ты хорошо освещена, — сказал он вслух. — Ты знаешь, раньше я писал только мертвые тела. Мне это казалось интересным. Но сегодня я изменю традиции.

Пленница молчала. Она снова закрыла глаза.

— Спи, родная, — ласково сказал он, чувствуя, как в его душе поднимается нежность к этому живому, гибкому, великолепному телу. — Спи и ни о чем не волнуйся. Я работаю быстро. Часа через два все будет закончено. И когда я отставлю в сторону мольберт, нам уже ничто не помешает. А пока постарайся не двигаться, — пошутил он. — Я начинаю.

Первый раз он взял в руки кисть года в двадцать три. Перед этим он ходил на выставку Сальвадора Дали в Центральный дом художника. Полотна испанца поразили его воображение.