Фридрих Незнанский: Тень Сохатого

— Может, нервишки сдали? — предположил Турецкий, лениво пожимая плечами.

Меркулов недовольно поморщился:

— Да не похож он на невротика. Чтобы такие миллиарды зарабо… заграбастать, знаешь, какая воля нужна?

— Ты вроде хотел сказать «заработать», а не «заграбастать», — заметил Александр Борисович.

— А поди знай, сколько там заработанного, а сколько — просто украденного, — сказал Меркулов.

— Ну, тогда коки нанюхался, вот и померещилось ему что-то. Я слышал, у нынешнего высшего света кокаин снова в моде.

Меркулов отхлебнул чайку, поставил чашку на стол и сказал:

— Вот и выясни: что и как. В принципе, дело несложное. Если, конечно, не будешь копать слишком глубоко.

— Копаю как копается.

Меркулов усмехнулся:

— Да я не спорю. Просто надо без достоевщины и глубинных мотивов. Узнай причину — и этого достаточно. Только имей в виду, начальство с нас за это дело по три шкуры на день будет драть. Поэтому особо не затягивай. И с журналистами постарайся не встречаться. Сам знаешь, как они могут истолковать любое твое слово. Генеральный почему-то предложил мне довести до тебя свое решение, хотя вполне мог бы и сам. Ты же ведь его помощник. А не мой.

— Но по-прежнему под твоей рукой, Костя. В смысле, босс!

Меркулов вновь поморщился:

— Не юродствуй, Сань. И так тошно.

Турецкий чуть склонил голову набок и посмотрел на Меркулова лукавым взглядом.

— Чего это ты таким чувствительным стал? Стареешь, что ли?

— Может быть, — ответил Меркулов. — Но то, что не молодею, это точно.

Генрих Игоревич Боровский выглядел именно так, как представлял себе Александр Борисович. Его упитанное, лощеное и красивое лицо, которое так часто показывали по телевизору, немного осунулось, но практически не изменилось. Вот разве что стало чуточку бледнее, да в черных глазах, прежде таких уверенных и лучистых, появились растерянность и грусть.

Он сидел перед Турецким на стуле ссутулившись и сосредоточив взгляд на сложенных в замок руках, которые лежали на его коленях. Коротко стриженные, не по возрасту седоватые волосы были слегка встрепаны.

— Вы не курите? — спросил его Турецкий.

Генрих Игоревич отрицательно покачал головой.

— Не возражаете, если я закурю?

Боровский вновь покачал головой. Турецкий достал сигарету и закурил. Выпустил дым, пододвинул к себе пепельницу, внимательно посмотрел на Генриха Игоревича и спросил:

— Господин Боровский, вы себя хорошо чувствуете?

— Нормально, — ответил тот.

— У вас нигде ничего не болит? Вы хорошо выспались?

— Не болит, — ответил Боровский. — И выспался.

Турецкий выпустил дым и кивнул:

— Отлично. Тогда, пожалуй, приступим к разговору. Раз уж вы здоровы и в здравом рассудке, вы наверняка понимаете, что то, что вы сделали, не укладывается ни в какие рамки.

Боровский прищурил черные как уголь глаза.

— Какие рамки вы имеете в виду?

— Всякие, — ответил Турецкий. — Хотя бы рамки элементарного приличия. Люди сводят друг с другом счеты, это случается. Но они предпочитают не делать этого на публике. Вы же убили Риневича на виду у людей, у женщин… — Турецкий пожал плечами. — Это сильно похоже на какую-то публичную акцию.

Боровский нервно дернул щекой:

— Чепуха. Никакая это не акция.

— Тогда что же? — спросил Александр Борисович.

Боровский нахмурился и ответил:

— Мне не хочется об этом говорить.

— Да ну? — Глаза Турецкого стали холодными и неприветливыми. А голос — сухим и жестким. — Тогда давайте поговорим о том, о чем вам хочется. Я слышал, у вас в камере есть книги. Какую последнюю книгу вы прочитали?

Боровский поднял голову и раздраженно посмотрел на следователя.

— Какая разница?! — вспыльчиво ответил он.

Турецкий холодно улыбнулся:

— Ну как же? Я — следователь, вы — подозреваемый. Мы ведь с вами должны как-то убить время. В конце концов, мой рабочий день не закончен, и я обязан о чем-то с вами говорить. Итак, какую последнюю книгу вы прочитали?

— Черт… — тихо прорычал Боровский. — Я не намерен обсуждать с вами мои книги.

— Тогда, может быть, обсудим ваш бизнес? Вы ведь и до этого убийства находились под следствием, так?

— Дело целиком и полностью сфабриковано, — сказал Боровский.

Турецкий кивнул:

— Само собой. Дело сфабриковано, вы — невиновны. И Риневича, должно быть, убили не вы. Пистолет сам выстрелил. С пистолетами это вообще случается сплошь и рядом. Уж поверьте моему опыту, Генрих Игоревич. Может, соберете вещи и пойдете домой, раз вы такой невиновный? Я провожу вас до выхода и извинюсь. Этого вы хотите?